С мечом наготове и горящей головней в левой руке, я направился к шалашу. По соседству с этой примитивной постройкой, к пущей радости моей обнаружилась Валя — привязанная к ближайшему дереву, зато живая и вроде здоровая.
При виде меня, да еще при оружии, девушка расплылась в улыбке, достойной Чеширского Кота и готова была радостно завизжать, но я, молча и с подчеркнуто-серьезной миной на лице, помотал головой. Тише, мол. Не будь обе руки заняты, приложил бы палец к губам.
Тишина не была лишена резона — все-таки, даже с мечом я не был непобедимым, особенно против толпы. Кроме того, между шалашом и деревом с Валей бессовестно дрых еще один караульщик. Рассудивший справедливо, что ни сбежать, ни, тем более, как-то угрожать ему и подельникам связанная по рукам и ногам девушка не может в принципе.
Один точный удар — и острие меча вонзилось под ребро горе-стражу, заставив его уснуть навсегда. Затем, повернувшись к Вале, я аккуратно, но настойчиво перерезал оплетавшие ее веревки.
Видя, что освобожденная девушка готова и в пляс пуститься, и на шею мне броситься, я был вынужден охладить ее пыл — хоть и стремно было малость. Напомнил:
— Еще не закончено.
И указал головней в сторону шалаша. После чего добавил:
— Подожди меня здесь. А лучше у костра.
Одновременно из-за шалаша и со стороны именно костра донесся вой Вуулха. Девушка испуганно поежилась.
— Стая! Ко мне! — перевел ЛНМ.
— Не бойся, — успокоил я Валю, — тот волк — наш союзник. Потом объясню. Хотя… на всякий случай, лучше держись поближе к огню.
А потом, немного помешкав, вручил девушке горящую головню. Все-таки волк есть волк. Не факт, что к моей спутнице он отнесется с таким же почтением, как и ко мне. Да и стая эта, ожидавшаяся с минуты на минуту — мало ли, что этим тварям в их серые башки придет.
Оставалось надеяться, что собственный лингвистический модуль поможет Вале тоже достичь с волками взаимопонимания. А нет — по крайней мере, огонь и обилие более доступной пищи поубавят у лесных хищников желания поохотиться на живую девушку.
Что до меня, то я рассчитывал на успевшие более-менее привыкнуть к темноте глаза. Обойдясь с их помощью без дополнительного источника света.
Прокравшись в темноту шалаша, я принялся рубить и колоть спавших там вповалку разбойников почти наощупь. Но именно почти — к концу бойни я уже отчетливо видел, что в единственной комнате примитивного жилища, на импровизированных постелях из звериных шкур и просто земляном полу не осталось никого живого.
Включая главаря по имени Кхугл.
7
Голодные, грязные, замерзшие и толком не выспавшиеся, мы брели понуро вдоль старой просеки, уже шмыгая носами, пока ночь сменялась серыми сумерками раннего утра.
Мы — это я имею в виду нас с Валей. В отличие от Вуулха, пребывавшего этим утром в просто-таки праздничном настроении. А каким ему еще быть у зверя, наевшегося до отвала, заслужившего уважение в стае (если верить его собственным словам), да вдобавок познакомившегося с персонажем легенды. Это как если бы ребенок-человек встретил Деда Мороза. Причем не подрабатывающего на Новый Год пьяненького актера-неудачника, а настоящего волшебника. Причем волшебника доброго, почти срисованного с американского Санта Клауса, а не сурового повелителя зимы, склонного, вдобавок, к садизму. «Тепло ль тебе девица, тепло ль тебе синяя?»
Доброго волшебника, в чьем бездонном мешке найдется любая игрушка и вообще любая вещь, о которой только может мечтать ребенок. И что же этому ребенку тогда — огорчаться?
Собственно, именно Вуулх вывел нас с Валей обратно на просеку. Для него, лесного обитателя, это искусственное образование настолько нарушало гармонию привычного мира, настолько бросалось в глаза, что волку не потребовалось много времени, дабы вспомнить, где этот гнусный шрам на теле леса пролегает, и как до него добраться.