Кем бы она ни была, она явно чувствовала себя спокойно среди этого скопища крыс. При всём своём зверском голоде они не нападали на неё. Впрочем, будь Энмор крысой, он бы тоже не почувствовал аппетита, глядя на эту женщину. Её худоба была не просто чрезмерной: она была чудовищной. Никаких мышц не было и в помине, дряблая кожа болталась на скелете, как на вешалке. Ещё хуже стало, когда Энмор увидел, что именно она ест. Рядом с ней, полускрытые под слоем крыс, лежали останки человека. Юноша увидел окровавленную руку с обглоданными пальцами, тёмную массу крыс, копошащуюся внутри грудной клетки… и вдруг с тошнотворным ужасом понял, что кости очень уж большие. Скелет принадлежал луноку. Да и женщина была, несмотря на всю свою худобу, крупной и высокой. Энмора пронзило подозрение. Очень нехорошее подозрение.
Внезапно женщина замерла, чавканье челюстей затихло. Потом обернулась, и крик застрял у Энмора в горле. Только верхняя часть лица у твари была человеческой. Нос был очень длинным, кожа вокруг ноздрей чёрная, как уголь, а подбородок порос жёсткими волосами. Женщина оскалилась, раздвинула чёрные губы, и стало видно, что в её рту растут длинные собачьи зубы.
Она завопила, и её крик был похож на лай целой стаи голодных псов. Потом вскочила (какая же она высокая! Раньше он никогда не осознавал, насколько луноки высокие!) и протянула к Энмору длинные руки. С её пальцев капала кровь, под ногти набились ошмётки мяса.
Вся масса крыс пришла в движение. Они побежали к Энмору и Висельнику и окружили их в мгновение ока. Энмор схватил кота, усадил его себе на плечо, и выхватил кинжал, одновременно закричав:
- Ногонар! Эдванат!
Горло его обожгло, словно он выдохнул из лёгких горячий дым. Губы мгновенно стали сухими, как песок, с них сорвались сверкающие искры, на лету превратились в золотые наконечники стрел и вонзились твари в левое бедро и правую ключицу. Тварь завизжала, словно собака, которую пнули сапогом, но не отступила, а бросилась на Энмора. Тот развернулся и побежал к выходу, но выбраться отсюда было не так-то просто.
Крысы кусали его за плащ и сапоги, карабкались вверх, цепляясь за одежду, прыгали со стен, стремясь вцепиться в лицо. Висельник отбрасывал их когтями, а Энмор разрубал кинжалом, но они лезли отовсюду, и в этом тёмном кошмаре Энмор почувствовал, как на его горле сомкнулись длинные, влажные от крови пальцы.
Застонав от ужаса, он рубанул по пальцам кинжалом, и визг вонзился ему в уши. Хватка ослабла, и Энмор снова бросился бежать. Он топтал крыс, их кости хрустели под его сапогами, отовсюду слышался громкий писк и шорох сотен лап. Но тут раздался ещё один звук, от которого Энмору стало совсем уж нехорошо – постепенно нарастающий грохот обваливающейся земли.
- В бога душу твою мать! – заорал он и побежал дальше. Проклятая тварь, несомненно, владела магией, иначе заклинание Энмора убило бы её на месте. Она постепенно обрушивала холм, земля засыпала костёр, и единственный источник света исчез. В полной темноте Энмор продвигался вперёд, расчищая себе путь кинжалом. Комки влажной земли вместе с визжащими крысами сыпались на него отовсюду, тварь визжала и выла, Висельник кричал, и он терял последние силы в этом ужасе…
Его окружила тишина. Потом лица коснулся холодный воздух. А потом он понял, что кто-то трогает его за щёки и лоб. Открыв глаза, Энмор увидел Висельника, который облизывал ему лицо.
- Надеюсь, мы вместе попали в кошачий рай, - пробормотал Энмор. В ту же секунду над его лицом нависла бородатая физиономия Тогрона.
- Не надейся! – прогрохотал гном. – Герселла, кончай рыдать, этот придурок жив!
Энмор приподнялся и сел. Чувствовал он себя прескверно. Вся его одежда была в грязи, комочки земли набились в волосы и под воротник. Отчаянно хотелось вымыться. Но хуже всего было то, что крысы его всё-таки покусали. И не только его: кинув взгляд на Висельника, Энмор увидел, что у кота прокушено ухо.
- Уходим, - прохрипел он, поднимаясь на четвереньки. Встать на ноги не получалось, хоть убей. Колени дрожали, измазанные кровью и землёй ладони скользили по влажной траве. Энмор был почти благодарен Тогрону, когда гном рывком поднял его за шиворот и принялся стряхивать с его одежды землю, довольно ощутимо хлопая ручищей.
- Какого чёрта ты туда сунулся один? Совсем разума лишился?!
- Это всё кот, - вяло отозвался Энмор. Наконец-то он заставил себя посмотреть в сторону пещеры и ему стало жутко: белые камни обвалились, вход в пещеру был уничтожен. Сам холм тоже схлопнулся, словно пузырь, тут и там дёрн прорезали трещины и рваные раны. За край одной из таких ран зацепился знакомый зелёный лоскут, в котором Энмор признал кусок своего жилета. Вот, значит, откуда Тогрон выволок его бесчувственное тело.
Он поискал глазами Герселлу. Девушка сидела спиной к нему, её плечи дрожали. До Энмора донёсся сдавленный стон. Герселла уже не рыдала – она тихо выла, и в этом вое слышалось невыносимое горе. Сердце молодого человека упало: он понял, что его подозрение было правдой.