В траве мелькнула тёмная лента и вдруг с шипением вылетела перед ним. Он застыл, не веря глазам. В воздухе покачивалась приподнятая голова большой черно-бурой змеи. Светлое брюхо, раздувшийся капюшон — кобра? Откуда в Сибири кобра? Мирген поморгал, надеясь, что это глюк и видение исчезнет, но это не помогло. Змея ждала и наблюдала за ним.
Он замер и постарался даже не моргать, затаил дыхание: читал о том, что если не шевелиться, кобра может раздумать нападать. Наконец змея опустилась из стойки на землю и скользнула в траву.
Выдохнув, он отёр пот со лба, подумал: «Если не глюк, значит, какой-то сумасшедший биолог выпустил кобру на волю. Но скорее, это глюк. Совсем с башкой плохо». Непроизвольно оглянулся на погост. Если он сойдет с ума, то долго не проживет и ляжет там, рядом с роднёй.
На этом кладбище нет могилы его спившейся и рано умершей матери, которую Мирген помнил плохо. Отец был жив, но поскольку он о сыне не вспоминал, Мирген тоже вычеркнул его из списка родственников. Родни у него было много, он с детства жил то у одной, то у другой тётки, пока не поступил в институт и не переехал в общагу.
Сейчас, на каникулах, его приютила овдовевшая тётка Агафья. Её дети были гораздо старше Миргена и жили далеко, в разных городах России. Они с тёткой не так уж любили друг друга, но деваться Миргену этим летом просто было некуда. Душный, пыльный город сейчас был невыносим, а с этим селом его связывали детские воспоминания. Хотя в город вскоре придется вернуться и поискать временную работу.
В те полчаса, пока Мирген шёл до села и по улицам, рассеянно здороваясь с встречными, он додумался до того, что глюк в виде кобры — данный свыше знак. Входя в калитку ограды тёткиного подворья, решил, что вечером придётся попробовать последнее известное ему средство для лечения.
Сложенный из толстых лиственничных бревен дом стоял в глубине двора, вместе с другими постройками образуя как бы букву «П»: слева от калитки выстроены баня и летняя кухня с палисадником под окошками, справа — конюшня, сараи-стайки, навес для телеги. При жизни покойного дяди Толи на подворье было больше скота: лошадь, овцы, свиньи, несколько коров, гуси. Теперь остались только одна корова, куры и поросенок. Во дворике перед домом дядя Толя впервые посадил шестилетнего Миргена на смирную кобылу, учил ездить верхом.
Спущенный с цепи лохматый пес Найк радостно завилял хвостом, подбежал, тыкаясь в ноги, выпрашивая ласку и Мирген потрепал его по голове. Псу было уже пять лет и это Мирген придумал ему кличку, когда дядя принес домой толстого черного щенка. Вылезла серая кошка, замяукала, вслед за ним забежала в летнюю кухню и он дал ей сметаны: всё-таки кормящая мать с котятами. Сам выпил холодного кисловатого айрана.
Потом он починил калитку, ведущую в большой огород за домом, поболтал с позвонившим приятелем-однокурсником. Пересиливая тянущую боль в спине и ногах, прополол грядки с огурцами и помидорами, а когда жара вечером спала, торопливо полил огород. С живностью тётя управлялась сама. От ужина Мирген отказался, аппетита не было. Теперь можно было уйти. Хорошо, что тётя его никогда не удерживала: если дела сделаны, гуляй себе сколько влезет, дело молодое. Он вышел из аала, пересёк по мосту речку и направился в долину между невысоких гор и холмов, к Белому камню Ах Тас.
К этому камню ходили за исцелением уже не одну тысячу лет. По преданиям, он находился на тропе горных духов — таг ээзи. На ночь у камня люди не задерживались: заночевавшие там вскоре умирали или вообще исчезали. Говорили, что таких неосторожных забирают к себе горные духи. Летние вечера долгие и Мирген рассчитывал, что успеет вернуться до наступления темноты.