Он остановился, не желая продолжать дальше. Профессор понял, что тяжелая тайна душит Фадлана. Он положил ему руку на плечо и сказал задушевным тоном:
— Простите меня: я не знал, что неосторожно разбудил ваши тяжелые воспоминания.
Фадлан схватил руку Моравского и, крепко пожав ее, проговорил дрожащим голосом:
— Вам, дорогой учитель, вам, моему другу, я могу сказать многое, что не могу сказать другим!
Воцарилось молчание; Моравский первым прервал его, желая дать другое направление разговору:
— Вы думаете здесь заняться практикой?
— Как вам сказать? Не рассчитываю. Я достаточно богат, чтобы не думать о доходах. Я буду изучать дальше. И потом… изучение даст мне забвение.
Моравский задумался. Затем вдруг неожиданно и резко спросил:
— Вы все еще продолжаете работать в прежнем направлении?
Фадлан пристально посмотрел на профессора и спросил в свою очередь:
— В каком?
— Вы прекрасно знаете… Я говорю о том времени, когда был свидетелем некоторых ваших опытов в сфере, как вы говорили, потусторонней науки.
— Нужно все изучать…
— И что же? Вы добились результата?
— Да… я почти восстановил забытое.
Любопытство Моравского было тягостным для Фадлана и вынудило его снова переменить тему разговора.
— Как случилось, дорогой профессор, — сказал он, — что вы как раз говорили обо мне, когда мы с милой хозяйкой подошли к вашему кружку? Разве кто-нибудь меня тут знает?
— Вы это сейчас увидите: вот идут те, с которыми я о вас говорил.
Действительно, в салоне появилось несколько человек из давешнего кружка Моравского. Один из вновь пришедших, высокий и плотный блондин, обратился к профессору:
— Вот где вы… А мы ищем вас повсюду; после вашего исчезновения, у нас загорелся жаркий спор, все на ту же тему!
— Господа, вы знакомы? Доктор Ибн Фадлан, о котором я вам говорил. Господин Иванов… Доктор Петерс… Александр Иванович Мартынов… Пилипенко…
Молодые люди раскланялись. Блондин проговорил:
— Мы говорили с профессором о магии.
Фадлан улыбнулся и сказал не без сарказма:
— Дорогой профессор, неужели вы теряете свое время, драгоценное время, для таких пустяков?
Моравский изумился.
— Но ведь вы сами говорили мне прежде, что за этим словом скрывается действительно громадное и могущественное знание?
— Это — загадка, — возразил Фадлан. — Я говорил, это правда; но в молодости, знаете ли, иной раз увлекаешься…
— Дорогой коллега, вы сжигаете ваши корабли. Опыты, которые вы мне показывали…
— Ах, так это-то вы и называете магией?
— Она существует, — резко сказал профессор. — По крайней мере, в восточной науке.
— Позвольте, позвольте, дорогой профессор! Разве есть восточная или западная наука? Наука — это знание, а в знании — истина; но на Востоке ли, или на Западе — истина везде одна.
— Но я ничего не понимаю, — сказал блондин. — Ведь только в Индии факиры производят свои удивительные чудеса, остаются целыми месяцами в могиле и выходят оттуда живыми, выращивают в несколько часов целое растение из семечка… Как это объяснить?
— Бог мой! Вы имеете не меньше феноменов и в вашей Европе, только проходите мимо, не признавая их. Хотя бы, например, вера в привидения, столь распространенная в вашем обществе, ведь вам кажется только глупостью?
В разговор вмешалась молодая Тата Репина, незаметно вошедшая в салон. Все были так заняты интересной беседой, что совершенно не обратили внимания на то, что маленький салон наполнился блестящим обществом. Котильон окончился и теперь, кажется, не было уголка во всем огромном доме, не занятого оживленной и весело болтающей молодежью.