Одна из дам действительно была из самого что ни на есть высшего общества губернского города. Её супруг, архитектор, снискал славу за здания двух театров - драмы и оперы и балета, отстроил вокзал, три музея и пребывал душой в мире искусства и интриг внутри губернаторского кабинета.
А жена на пятом десятке полюбила молодого офицера, который не только годился ей в сыновья, но и являлся внебрачным сыном самого губернатора. А ещё он был женат на пренеприятной особе низкого происхождения, правда, сказочно богатой, любил роскошь и спускал сотни тысяч в заграничных поездках и за игрой в карты. На женщин не тратился, вся отпущенная ему страстность ушла в игру. Женщины сами давали ему средства для неё.
Но не постыдное увлечение привело архитекторшу к особняку гадалки, а вопрос жизни и смерти.
Когда бледная, как снятое молоко, горничная Вера поманила посетительниц от особой двери, которая вела к крутой лестнице на второй этаж, архитерторша даже встать не смогла от потери сил из-за душевного волнения. Вторая дама, её двоюродная сестра, обнищавшая и вынужденная просить приюта у богатых родственников, помогла ей подняться и чуть ли не поволокла по дорожке.
Вера подхватила архитекторшу под другую руку, и несчастная была совместными усилиями доставлена к гадалке.
Марина сидела за самым обычным столом со стаканом травяного чая. Комната тоже была самой обычной, без роскоши и всяких жутких атрибутов деятельности гадалки, как-то: черепов и других частей скелетов, мумий загадочных существ со всей земли, диковинных чучел и россыпи фальшивых драгоценностей.
Гадалка надменно спросила:
- Чему обязана счастьем видеть вашу светлость? Чем могу угодить столь высокочтимой гостье?
Архитекторша зарыдала:
- Спасите! Помилосердствуйте! Протяните руку помощи к погибающей женщине! Не княгиня я урождённая, а проклятая Богом грешница. Несчастнейшая из живущих...
Одного носового платка "несчастнейшей" не хватило, родственница тут же подсунула ей свой.
Марина со скукой наблюдала за дамами. Надо же - когда-то архитекторша, разодетая, с бонной и сыном, проезжала в коляске мимо девчонки, просившей подаяния. У этой оборванки умерла мать, других родственников не было. Еды тоже не было, о деньгах и речи не шло. А когда девчонка несолоно хлебавши вернётся домой в избу на двух хозяев, то найдёт новый замок на своей двери. И ночлега у неё не будет. Эта девчонка не станет завывать: "Помилосердствуйте! Спасите!" Найдёт стог сена и заночует в нём. А утром отправится на рынок - подбирать упавшее на землю зерно, картошку, всякую съедобину. И будет схвачена конной стражей. И примется молиться Богородице, чтобы не попасть во Введенский приют...
- Хорошо, я открою вам будущее. Предупреждаю... - начала Марина, но её прервал вопль архитекторши:
- Нет, не надо! Я без вас знаю, что будет: муж обнаружит пропажу облигаций и акций, ценных бумаг и денег. Потребует мои драгоценности. Они уже не мои, а невесткины, должны были перейти к ней после женитьбы сына. А их тоже нет... - изображая умирающую, а может, ощущая себя таковой, прошептала архитекторша и, закатив глаза добавила: - И... выгонит меня.
Марина с трудом удержала улыбку. Ей-то были хорошо известны наказания, которыми карается воровство.
- Придётся мне доживать свой век в саратовском имении отца, - проговорила дама и посмотрела на Марину: как отреагирует гадалка на столь бедственное положение клиентки?