Совесть не мучила ни Ронгу, ни дедушку Фэнга. Слишком привыкли. Как сказали бы добрые люди, «сердцем очерствели». Жить на что-то надо, и раньше, как говорил дед, все было гораздо проще. Вот ты честно говоришь, что прогнал, мол, мертвеца — и люд тебе вместе со спасибами несет и риса, и вина, и мяса, и амулеты сам берет, а о скидках даже не думает. А теперь попробуй, скажи — хорошо если в управу не пожалуются.
Ронга сама б не поверила во все это. До сих пор, бывало, просыпалась и думала, что не было ничего такого. Приснилось. И дедушка всего лишь дедушка, чудной и сварливый старик, рассказывавший ей байки в детстве.
Однако вот она — реальность. И Ронга едет в скоростной электричке, как обычно, два часа до Мидзина, и в туннеле на середине пути темнеет — и вместе с ее лицом, безмятежным и юным, в стеклах отражаются выпученные глаза, распахнутые рты, белая, в крови, кожа. Прошлогодняя катастрофа. С каждым днем — Ронге хочется так думать — лиц все меньше. Ронга прикидывает, что бы прикупить в Мидзине, если останется свободное время — может, взять острой копченой курицы, которую дедушка так любит? или зацепить тот лавандовый крем для рук, который присмотрела себе позавчера в торговом центре? — и выходит за станцию до Мидзина, чтобы найти мертвеца… Совсем обычная жизнь. Земная.
…Далеко ходить не пришлось.
Она сидела на скамейке на станции — сильно несвежая, серая, с вздыбленными остатками волос и зияющими провалами на месте глаз. Голая, ссохшаяся, в грязи и гнили, и… странная. Страннее обычного. Будто бы с трудом держалась, будто бы вот-вот рука или нога отвалится. Мертвая постоянно ощупывала себя, водила черными ладонями по тщедушному телу. Лихорадочно, быстро, испуганно.
— Сожжешь? — чуть не плача, спросила мертвячка. — Как обещала?
И Ронга поняла, что не сможет. Так вот, секунды хватило, чтобы понять — тут что-то хуже, чем простая злоба. Не духи, не демоны, нет. Просто… что-то страшнее.
Люди?..
— Нет. Скажи, где искать — похороню.
Она хотела еще спросить, отчего мертвячка только теперь встала. Судя по телу, умерла она давненько. Но выяснилось это тут же, с ответом мертвой.
— Искать, — сказала она, — надо будет долго.
И вновь, как раньше, как рядом с И Дин Хо, нелепо задергалась, затряслась, заплясала на месте, только теперь полусгнившие губы застыли в скорбной гримасе.
Кто-то убил ее и разрезал тело на двенадцать кусков. Разбросал как раз недалеко от станции, на Мин-О, невысокой горе, поросшей лесом, в одноименном парке. Она не могла встать раньше — она собирала свое тело. По куску в год. По куску в один день в году — Духов день, праздник почитания мертвых, когда эти самые мертвые могут свободно ходить по человеческой земле. А после двенадцати лет ждала еще месяц, чтобы прошла рядом девушка, подходящая ей по возрасту.
— Я в Жу шла, — с обидой в голосе сказала мертвая. — Домой, к родителям.
— Так тебя там и приняли. — Сочувствовать Ронга давно разучилась. Нервов не хватит всем сочувствовать. — Дуй отсюда… куда там вам принято. Останки соберу, похороню. Могло быть хуже. Порезали бы на сто частей и разбросали бы в степи… Постой, так ты из Жу? Я ставила на Див.
— Бессердечная! — Мертвая собралась было обидеться, но в очередной раз придержала на месте руку и передумала. — Из Жу. Но в Диве училась. Долго. Приехала вот…
Приехала, пару месяцев дома побыла и отправилась соседей смотреть. Отец сказал, что настроения подозрительные ходят, год-другой и будет гражданская война в Хине. Как бы потом вовсе въезд не закрыли… Съездила. Не вернулась. А расследование как началось, так и закончилось — прав был отец, только со временем чуть-чуть промахнулся. Очень быстро в Хине некому стало заботиться об интересах приезжих.
Как обычно, Ронге стало дурно не от близости мертвецов, а от близости живых — таких живых, что убивают. А потом еще и спокойного посмертия лишают. Осознанно или нет, из-за отклонений в психике, а все одно — страшно. От мертвецов Ронга могла защититься, от живых…
— Показывай, — сказала она мертвой, раскачивающейся перед ней на тонких как веточки ногах. Кажется, она собрала ступни неправильно, правую вместо левой приставила. — Время у меня есть.
Мертвячка сначала не верила, шла вперед и оглядывалась, а потом припустила бегом, повизгивая от радости. Это выглядело бы чудесно, очень живописно и ярко — летнее утро, бег сквозь высокую траву к видневшейся вдали горе, поросшей изумрудным лесом… Если бы не серая гноящаяся спина впереди Ронги, да не омерзительный запах.
На входе в парк пришлось заплатить. Мертвячка корчила за спиной кассира рожи. Жуткие, но привыкшей уже к ее гниющему лицу Ронге они показались уморительными.
— Меня зовут Кенха, — сказала мертвячка внезапно.