Теперь же они были испачканы в кроваво чернильной вязи.
В той самой, в которой Реддл неоднократно окропил собственные руки.
— Я нахожу весь этот цирк весьма скучным, — беззаботно объяснил своё, совершенно неподобающее обстановке, поведение Малфой.
Где-то за спиной завозились, зашушукались немногочисленные, всего около двадцати человек, зрители драмы, которые, скорее всего, были наповал сражены, и в не самом хорошем смысле слова, его глупыми — о, это ещё мягко сказано, — выходками.
Зато Том заметно повеселел.
Ждёт не дождётся в очередной раз пустить в него Круциатус?
Или, быть может, жаждет отдать его на растерзание своему маленькому питомцу?
Ох, нет, святой Поттер так некстати прикончил его четырьмя годами ранее.
Значит, не стоит сбрасывать со счетов то, что он самолично сдерёт с него шкуру.
В прошлый раз безумный выродок поступил именно так.
— Скучным? — тихо повторил за ним Лорд. — Что же именно заставляет тебя скучать?
Ох, если Драко примется составлять список, ему понадобится, как минимум, весь будущий год.
Но…
— Эта фальшь, — внезапно, даже для самого себя, произнёс блондин.
Интересно, это в нём заговорило его яркое прошлое: он был Богом, царём, превосходным воином — правила хорошего тона первое, что воспитывалось в носителях голубых кровей, он не может оставить заданный вопрос без ответа, — или же это всё его желание хоть с кем-то знакомым перекинуться парой слов перед очередной смертью?
— Вся эта заунывная бравада, за которой ты привык прятать свою голову в песок.
Весь этот спектакль, который ты устроил ради потехи собственного эго. Не находишь, что всё это как-то слишком… сюрреалистично… даже для тебя.
Как там говориться?
Помирать так с музыкой и громко?
Кто-нибудь, пригласите оркестр.
На меньшее он не согласен.
Долохов, видимо, только сейчас догнавший, что мерзопакостный мальчишка буквально измывается над его Хозяином, тут же поспешил встряхнуть пленника, дав хорошего пинка в живот.
Малфой согнулся пополам.
Из лёгких вышел весь воздух.
Желудок протяжно-болезненно застонал.
На секунду даже могло показаться, что у него сломано ребро, и сейчас один какой-нибудь коварный неровный кончик проткнёт ему лёгкое.
О, нет, подождите, он ещё не всё сказал.
Не отвёл душу, как говорится.
— Собрал вокруг себя чернь плебеев: неуверенных в себе, слабых, неугомонных, агрессивных, дотошных и таких противных, — кинув многозначительный взгляд на своего тюремщика, продолжил плескаться ядом волшебник.
Что он, зря что ли каждый раз на слизерин попадал, что ли?
— Согласись на начальном этапе всё казалось гораздо интереснее и привлекательнее?
О, да, Малфой видел насколько он прав.
Видел, как по лицу некогда “друга” заходили желваки.
Видел, как в красных прищуренных глазках мелькнул огонь понимая.
Как там же расплылась бездна горечи.
— Изначально, всё это не было лишено смысла… мне так казалось, — в своей излюбленной манере, растягивая гласные продолжал потешаться Драко.
И знал, что одного только упоминания её в этом разговоре достаточно, чтобы свести его с ума.
— До неё.
Испуг.
Чистый, искренний, всеобъемлющий.
Вот, что просквозило в кровавых дорожках нездоровых, нечеловеческих глаз.
Реддл всё ещё ненавидит себя за слабость.
Всё ещё корит себя за когда-то проявившиеся чувства, которые обратили его в камень, и одним только строгим взглядом янтарных глаз раздробили в крошку.
Любовь стала его падением.
Как пали когда-то Арес и Афина.
Вы не находите?