За ночь нападало летнего снега, и растаять он не успел, хотя в воздухе ощущалось тепло. Белые хлопья пятнали кроны обступивших домик низких яблонь. Дальше виднелось приземистое сооружение вроде дровяника, а рядом с ним был навален большой сугроб. Манс направился было туда, но не успел сделать несколько шагов, как со стороны, где, как он предполагал, находилась деревня, послышался приглушенный детский гомон. Зайдя за угол, он увидел двоих — мальчика и девочку примерно возраста Джона. Оба были закутаны в меха и тряпки так, что напоминали шарики на ножках, а девочка щеголяла роскошной огненной шевелюрой.
— Ой, ворона! — крикнул мальчик, но было поздно — его подруга уже замахнулась и запустила в Манса подготовленным снежком. Он быстро отступил в сторону — тело среагировало само, и снежок только мазнул по черному плащу.
— Да, я ворона. А знаете, что вороны делают с непослушными детьми? Едят их на завтрак! — Манс нахмурился в притворной угрозе. Мальчик дергал подругу за одежду, порываясь удрать, хотя меч на поясе дозорного, возможно, пугал его больше, чем слова и гримасы.
— Мы свободные люди и мы тебя не боимся! — храбро выкрикнула рыжая девчушка. — Я скоро стану копьеносицей и сама буду есть ворон на завтрак.
Манс только усмехнулся. Мальчик продолжал тянуть ее в сторону деревни, шепча: «Пошли, Игритт», — и, наконец, они убежали. Манс вернулся, обошел сугроб и нашел Джона, старательно лепившего целый арсенал метательных снарядов. Призрак, чей белый мех почти сливался со снегом, внимательно наблюдал за его действиями.
— Кажется, я вынудил твоих противников ретироваться, — Манс присел рядом на корточки.
— Вернутся, — Джон пожал плечами. Вчерашней напряженности в нем уже не ощущалось. Наверное, мать провела воспитательную беседу.
— Дружишь с деревенскими? — Оборотней вольный народ побаивался и уважал, но вот дружить с ними отваживались немногие.
— Не особенно. Но они часто бегают сюда, когда матери нет. Особенно Игритт.
— Ты ей нравишься, — Манс подмигнул.
— Ей дразниться нравится, — Джон подбросил в руке последний слепленный снежок и кинул Призраку. Тот ловко поймал и, аккуратно держа в зубах, положил к остальным. — Обзывает меня маменькиным сынком и принцем-поклонщиком. Когда мы в последний раз в деревне были, она меня из ведра свиными помоями окатила.
— И она не боялась, что ты напустишь на нее лютоволка?
— Она знает, что я никогда этого не сделаю.
— Почему? — спросил Манс.
Мальчик поднял на него глаза, настолько темно-серые, что казались почти черными. Смотрел он очень серьезно.
— Разве это справедливо?
— А снежками кидаться — да?
Джон фыркнул.
— Игритт от снежков точно ничего не сделается, да она их и не хуже меня кидает.
На это верное замечание Мансу нечего было возразить.
— А где твоя мать?
— Пошла к озеру, — Джон показал подбородком на просвет между деревьями. Манс поднялся, слегка поморщившись — заживающая спина еще давала о себе знать, и поправил пояс с мечом. Джон впился в него взглядом. — А вы хорошо им рубитесь?
— Я лучший фехтовальщик Дозора, — «И самый скромный при этом», — добавил едкий внутренний голос, подозрительно похожий на голос его приятеля Куорена Полурукого. Кто из них на самом деле был лучшим, оставалось все еще под вопросом, но мальчик был слишком мал, чтобы почувствовать нотку сомнения или отнестись к похвальбе с насмешкой. Его рот восхищенно округлился.
— А вы можете меня научить?
— Мог бы, но мне пора возвращаться на Стену. И я слишком благодарен твоей матери, чтобы уговаривать тебя надеть черное.
— Я не могу, — произнес Джон взволнованно, как будто уже думал об этом. — Я должен ее защищать, раз отец умер. А потом я должен вернуть его королевство. Оно мое по праву.
Он сказал это с выражением настоящего принца в изгнании. Официальная версия событий, послуживших толчком к Восстанию Баратеона, которую рассказывали даже малым детям по всему Вестеросу, была похищение и изнасилование Рейгаром Таргариеном Лианны Старк. Теперь он задумался, насколько она далека от истины. Вряд ли обесчещенная девушка стала бы прививать своему сыну любовь и уважение к насильнику. Впрочем, это и не его, Манса, дело.
— Меч, что висит в доме, — твой? — спросил он.
Джон кивнул.
— У матери такой же. Она занимается со мной. Но это не настоящие мечи, маленькие. Когда вырасту, мне нужен будет большой меч…
— А здесь нет кузнецов, и железа, чтобы из него ковать, тоже нет, — договорил за него Манс. — На самом деле любой меч — настоящий, если он достаточно острый, чтобы понаделать дырок в шкуре врага. И, судя по клейму, твой — вполне настоящий. Вырастешь, пойдешь в набег за Стену и раздобудешь себе длинный меч.