— Могу то же сказать тебе.
— Это мой выбор. — Каринов склоняет голову. — Чтоб ты знал, сейчас я действую так из-за тебя. Благодаря тебе и ради тебя. И я считаю этот выбор правильным.
Михаил тоже в себе не сомневается.
В зеркале Борис видит себя — таким, каким привык себя воспринимать, и одновременно совсем другим. Он всегда действовал, исходя из принципов, и не придавал значения сути. Что же теперь иначе? Врать себе Борис тоже запретил, потому отвечает и сейчас.
Он всегда выбирал правильно. Но именно этот его выбор является самым лучшим.
— Я тоже, — он отворачивается от зеркала. Чуть щурится. — Я не ошибаюсь.
Михаил кивает.
Они оба решают идти вперёд.
========== «Щенок» (Настя) ==========
Комментарий к «Щенок» (Настя)
На майско-июньский челлендж.
День 3: «За тобой увязался щенок».
Кажется, я обещала сюжетный поворот, но он не состоялся.
Вторю стилю сенпая — сначала пишешь, потом сносишь, потом пишешь заново.✧
— 2017 год, декабрь
Возвращаясь домой, она о многом думает. Обходя знакомыми дорогами, помахивая пакетом из магазина, вспоминает произошедшее и всё ещё голову ломает, с чего им начинать. Если тренировки уже назначены, то приступать ещё нельзя — рана не полностью зажила. Даже сейчас активно двигаться немного неудобно, хоть уже и не больно: на лифе всё заживает, как на собаке…
Ах, на собаке. А вот и упомянутая. Настя успевает только услышать тоненькое испуганное тявканье — настолько тихое, что не было бы поймано, если б не странность — и резко оборачивается. Какие-то дворовые пацаны загнали в угол площадки маленький силуэт, и Настя ещё не успевает понять, кто это, когда сама уже в полпути. Прикрикивает — ей хватает навыка, чтобы бить по затылкам, не пробивая черепные коробки — и пацаны разбегаются, а Настя присаживается на корточки перед зашуганным созданием.
Это оказывается щенок. Крохотный и грязный, какая-то помесь, дрожащий с большой лопоухой головы до кривых тоненьких лапок. Рёбра наружу, снег и грязь путаются в чёрной шерсти на спинке, а белую на груди превращают в серую тучку. Щенок опасливо косится умными тёмными глазами на защитницу, а Настя сначала размышляет — в пакете нет ничего, что можно дать — и встаёт, направляясь к ближайшему ларьку. К её удивлению, щенок увязывается следом, топая худыми, как тростинки, лапами по снегу. Он держится на расстоянии и не подходит, но смотрит очень внимательно, как Настя покупает сосиску в тесте, как усаживается на застывшую в сугробе дворовую карусель и отщипывает маленькие кусочки.
Он даже решается подойти. Получает лакомство, жадно проглатывает, потом ещё. Настя кормит его осторожно, чтобы не стало потом плохо, и наблюдает, с каким отчаянием щенок вгрызается во всякую полученную благодать.
— А мы с тобой похожи, — вздыхает она с неловкой улыбкой и тут же вздрагивает: действительно, в цель попала. Сравнивать себя с уличными животными она не пробовала раньше, но сама ситуация располагает. Щенок доверчиво льнёт к её ногам грязным оборвышем, смотрит преданно, хотя ещё минуту назад не подходил. Одного осколочного обещания тепла ему хватает, чтобы поверить. Наверно, Михаил приручил Настю как-то так же.
Она была похожа на этого щенка. Да и сейчас, возможно, что-то осталось — оценивать себя со стороны трудно. Зато она точно помнит холод, голод и лишения, и помнит, как тёплые руки Михаила перебирали волосы, позволяли свернуться в его защите и расслабиться. Настя — тот ещё щенок. Оборванный, беспородный и раньше ничейный. Может, поэтому она так остро сочувствует этому загнанному крохотному созданию.
— Ничего страшного, — говорит она словно ему, но, кажется, самой себе. — Если ты выдержишь сейчас, потом будет лучше. Тебя найдут люди, которым не будет всё равно. Они помогут тебе стать кем-то особенным. Согреют и будут любить. И ты их полюбишь. Если ты выдержишь сейчас — ты выдержишь навсегда.