Она здесь не просто так.
Но что она вообще этим людям сделала?!
Её снова вели, в этот раз почётным эскортом: по человеку со всех четырёх сторон, а впереди всей компании мелькала кроваво-красная игольчатая шевелюра. Люди молчали. Настя попыталась посмотреть на них, но ей отвесили пощёчину, лёгкую, предупреждающую; дёрнулась голову, Настя беззвучно выдохнула — повязка гасила любые звуки, как то и требовалось. Лязгали наручники. Девушка краем глаза попыталась уловить черты сопровождающих, но было слишком размыто; чёрно-белый контраст путал, в сознании перечёркиваясь одинаковостью, и с досадой Настя отставила идею понять, что здесь за люди такие.
Они отодвинулись лишь у каких-то высоких дверей, напоминавших школьные у актового зала. Там тоже зал? Или просторный какой-то кабинет? Настя оказалась на расстоянии метра от неё и была тут же усажена на колени — Файр надавил на плечи ладонями, горячими и сухими, девушка подчинилась. Когда из-за дверей, распахнув их, вышел незнакомый человек, первым, с чем он столкнулся, был тёмный, но ясный взгляд, лишённый паники. Настя больше не боялась, но каждую мышцу её сводило напряжением. Она прищурилась.
— Волчонок, — произнёс с внезапным удивлением человек. Кашлянул. Серо-зелёный взгляд изучал Настю, а ровный голос выдал строгий приказ: — Убирайтесь. Файр остаётся здесь.
Люди в чёрно-белой форме откланялись и быстро скрылись. Настя не поднималась, снизу вверх рассматривая человека. Мужчина лет сорока, с резкими, властными, но не твёрдыми чертами лица, с шрамом, загибавшимся у правого глаза, коротко подстриженный. Он разглядывал её с дозированным интересом и удовлетворённо кивнул.
— Отлично.
— Это она? — так и завилял невидимым хвостом Файр.
— Да. Отлично, — повторил мужчина. Усмехнулся: — Второго не забрал? Ладно. Сначала эту. Эй, девчонка. Какие злые глаза, оправдываешь статус… Всё равно кричать не сможешь, меньше проблем. Свободен, Файр. Займись своими делами; Суд уже собрался. После заседания позови ко мне Гамлета.
«Суд», — нахмурилась Настя. Обрывистые жёсткие фразы она расценивала серьёзно, но не понимала их смысл и потому терялась. С трудом восстановленный контроль над сознанием вновь колебался. Вдохнув глубже, девушка попыталась здраво оценить обстановку, но радостных перспектив не было. Говорить с ней явно никто не собирался, а наручники и повязка свидетельствовали об обратном. И суд… за что её судить можно? Уж простите, но за шестнадцать лет жизни Настя точно никому дорогу не переходила! Она всегда держалась в стороне. Всегда молчала.
Точно разгадав её недовольство, мужчина с ядовитой деликатностью представился:
— Меня зовут Верран. А вы, Анастасия, действительно важны нам. — Поиздевавшись над её недоумением, он продолжил, и слова упали в пропасть, тут же развернувшуюся под ногами девушки: — В конце концов, Охота только началась, а от вас мы уже сумеем избавиться.
«Избавиться».
Они… всё-таки её убьют.
*
Даже странно, что они не разбудили его раньше — эти голоса. Антон воспитал в себе привычку остро реагировать на любые звуки; это бесценный навык, особенно когда ты спишь и не можешь контролировать происходящее вокруг. Если нападут без предупреждения, ты должен быть готов. Потому любые посторонние звуки Антон улавливал чутко, лучше любого дикого зверька, вынужденного скрываться по ночам и охотиться при свете дня.
Правда, охотиться Антон в любой час мог. Он был особенным хищником. Ему не требовались стая, удачное положение светила на небе или отсутствие конкурентов. Всё равно даже при худшем положении дел Антон был сильнее всех остальных. Всех. Если бы он ещё имел стимул сражаться, может, он бы давно вышел победителем из вечной битвы — прежде всего с собой.