— Это сделало мне имя.
— Пожалуй, да. Так что, Борис, теперь делать будешь?
Михаил улыбнулся. Улыбка у него тоже была светлая — но не от доброты или счастья, а скорее потому, что не могла быть другой в окружении этой светлой наружности и изысканных манер.
— Собирать людей. — Борис потянулся за чаем. — Действовать. И ты, конечно, не останешься в стороне.
— Естественно, иначе бы не приехал. Моя свояченица — прелесть, но я опасаюсь за её приверженность к подобным вещам. Война с Лекторием ещё не разгорелась, а мы уже впутали в неё нейтралов.
— Не мы, а Роан. Ему не стоило брать к себе тех детей, учитывая их прошлое и положение в обществе странных.
— Не теперь же его ругать. — Михаил пожал плечами. — Роан действует по своему уму, и мы полагаемся на него во многих вопросах. Просто так он бы не поступил. Более интересно, что сейчас в одном только городе пересеклись сразу три человека из Десятки. Роан, Каспер и ты. Не боишься междоусобицы?
Хотя Михаил говорил с лёгкой усмешкой, в его светлых глазах поблёскивало гранёным бриллиантом любопытство.
— У меня нет страхов, как у моей «Территории» — неподвластного. — Борис недовольно нахмурился. — И ты должен помнить.
— Да брось, тебе всего тридцать! Вся жизнь впереди, а ты уже упёрся в работу и весь в ней!
— Тридцать три. И моя жизнь не только в работе.
Последнее утверждение было ложь, и оба это знали — но Михаил не стал исправлять из дружеской любви к этому замкнутому типу.
— А что дети? — поинтересовался Михаил, выждав паузу.
— Роановы или новый набор? Вторые ещё зелёные, но двое уже побывали в переделках, а больше новичков в Авельске не осталось.
— Роановы, Роановы.
Борис помолчал. Через толстое стекло окна не было слышно шёпот дождя, зато освещение изменилось; небо снова мрачнело, готовясь разныться. Тёплые лампы в ресторане создавали иллюзорное ощущение уюта, но на самом деле не могли согреть.
— Он знает, что делает. Каспер не затрагивал причину — я затрону. Но отбирать их не буду, естественно; тем более что в предстоящих событиях им отведена особенная роль.
— Обоим?
— Обоим.
Посторонний бы не понял, но Борис уловил уязвлённость товарища — и сам будто опечалился, опустил плечи. Услужливая память, гонимая в тихие минуты, возвращалась, толчками напоминая о себе. Как это ни тоскливо, они не могут изменить прошлое. Но прошедшие годы, с таким трудом выцарапанные у тяжкого рока всеми усилиями, не должны были пройти напрасно — Борис больше не собирался поступать так, чтобы потом о выборе своём жалеть. И друг, как он знал, тоже.
— Лекторий распоясался, — протянул Михаил, покачивая в руке бокал. — Крадут нейтралов… Будет ли нам польза, если нейтралы всем скопом обрушатся на эту кучку авантюристов? Ведь мы всё-таки враги.
— Если они откроют войну, нас тоже затронут. NOTE в мире с нейтралами, но разозлённые они опасны. Риск — страшное дело, особенно когда касается использования странностей. Событие такой величины, как полномасштабная война странностей, может уничтожить результаты долгой работы нашей организации. Всему придёт конец, не только Лекторию.
— И потому мы будем его защищать? Врагов, убивших и убивающих столько наших ребят?
— Кто говорил о защите? — Борис с усмешкой прищурился. — Мы должны вынести войну на другой уровень — такой, чтобы обогнуть риск.
— Война, война… Сильное слово.
— Так и событие не слабое.
Борис Круценко был лидером. Тем, кого неизменно уважали, кто требовался, когда ситуация выходила за пределы разумного — как здесь, в Авельске. Борис был одним из незаменимых людей, и не шло против логики то, что его вызвали в подобном случае: обстановка в городе была безрадостной. По мнению Михаила, Роан правильно поступил, с Борисом связавшись. Одно только беспокоило — с каких пор бессмертный использует такие простые и незапутанные методы?
Всё равно, каковы бы ни были обстоятельства, увидеться с давним другом Михаил был рад. Они прошли огонь и воду вместе, и ему Михаил верил больше, чем кому-либо, включая самого себя.