На территорию святыни не заходили люди — всадники зорко следили за этим.
Говорят, её народ произошёл не от волков, которых возвели теперь в культ и почитали все племена на востоке, севере и западе, а от великих Крылатых Змеев с далекого юга, которые жили в священных горах.
И покой своих предков они стерегли постоянно, жестоко пресекая любые попытки иноземцев попасть на священную землю.
Девушка ещё раз хмуро окинула горизонт взглядом — её долг, как воительницы, как защитницы древнейших традиций, состоял в том, чтобы Чёрные Горы и дальше продолжали оставаться неприкосновенными: все, кто посмеет отправиться туда, — умрут.
И она поможет им быть низвергнутыми в бездну.
Как и её братья и сёстры.
Как и верный Таир, жарко выдохнувший и нервно переступавший с ноги на ногу, готовый по первому приказу своей всадницы броситься вскачь, обгоняя соколов и даже сам ветер.
Айша ласково потрепала коня, повернувшего к ней голову и глянувшего своими большими, умными глазами, по щеке, тихо прося подождать.
Её час ещё не настал.
***
Когда первые лучи солнца коснулись верхушек деревьев, окружавших Овраг, Иккинг был уже давно на ногах. Он ещё глубокой ночью, на протяжении которой он находился в странном пограничном состоянии — между сном и безумной, ужасающей реальностью — уже после того, как последние тела забрали из Оврага, нашёл в себе силы подняться.
Его поношенная одежда была порвана в нескольких местах и заляпана грязью и кровью, царапины и ссадины надоедливо ныли, в голове была только гудящая пустота, но болела она, голова, словно по ней хорошенько приложили дубинкой. Возможно, так и было, а он просто не запомнил.
Он уже не понимал, что же ему приснилось, а что было на самом деле. Сон и явь затейливо переплетались между собой, путая, пугая и приводя в ужас.
Одно было ясно точно — Беззубика больше не было.
Однако, грязная кожа, покрытая кровавой коркой ощущалась крайне неприятно. Так было точно нельзя оставлять! Иккинг с тоской глянул на пруд. Как ни странно, но только он остался не тронут. И если смотреть именно с этого ракурса, то кажется, словно ничего не случилось…
Иккинг подошёл к кромке воды, наклонился и ополоснул руки.
И ещё.
И ещё.
И ещё несколько раз.
Иккинг с остервенением оттирал свои руки от крови бывших соплеменников. Словно именно эти алые разводы на воде, постепенно растворяющиеся так быстро, символизировали очищение от грехов.
Но это была иллюзия.
Отмыв руки настолько, насколько это вообще было возможно, Иккинг вновь наклонился и зачерпнул воды, уже чистой, ведь кровь уже рассеялась. Он принялся с тем же остервенением оттирать лицо.
Чистое, оно оказалось неестественно бледным. Даже для этих северных земель. Кожа приобрела нездоровый сероватый оттенок, ну, или это просто так казалось в сумраке предрассветного леса. Веснушки, ещё один предмет насмешек со стороны сверстников, казались черными точками.
И ещё что-то неуловимое в нём поменялось…
Иккинг внимательно смотрел на своё отражение, видное несколько смутно, но никак не мог понять, что же в нём все-таки изменилось. Всё тот же нос, всё те же тонкие губы, всё та же худая, словно девичья, шея. Всё те же глаза. Только покрасневшие, воспалившиеся от пролитых слёз.
Или же не те?
Они были бесцветными, серыми, словно безжизненными… Или это лишь видение, вызванное сумерками?
А! Вот оно что — седая прядь волос, чисто-белая, как свежевыпавший снег, «украшала» левый висок. И вообще — лицо осунувшееся, словно враз похудевшее.
Задумчиво оглядев себя, Иккинг с сожалением понял, что от идеи отстирать одежду он должен отказаться. Она была слишком истрепанной и стирки просто не пережила бы.
В голове мелькнула мысль о том, что нужно как можно скорее покинуть овраг, ибо кровь непременно привлечет хищников, а их внимание сейчас нужно в последнюю очередь.
Благо, у него хранилась здесь сменная одежда, на подобные случаи. Ой, как звучит-то… «На подобные случаи!» Разве мог он предположить, что подобное произойдёт? Что в один миг он лишится всего — дома, друзей, семьи, всего племени, лучшего друга… Что он окажется один против всего огромного мира?!
Сил почти не было, как и желания жить.
Зачем ему это глупое существование, еда ради еды, тепло ради тепла? Но сдаваться теперь нельзя просто из принципа — раз его сразу не добили, значит, и не собирались.
Ему дали шанс.