Но понимание, что Налётчики у него прямо под носом проскользнули и посмели напасть на его союзников, было неприятным.
Это бесило.
Он привык контролировать ситуацию.
Конечно, он понимал, что не мог он так долго уничтожать караваны Охотников, не навлекая на себя при этом внимания их союзников.
Крайне нежелательного внимания.
И Налётчики, и Охотники догадывались о существовании некоего большого Гнезда, крайне хорошо организованного и захватившего обширные территории, но даже не подозревали о том, что Король этого Гнезда — человек, а потому не могли с точностью спрогнозировать поведение драконов — оно, по их мнению, было слишком нелогичным.
Больше нельзя было тянуть.
Тем более мать рассказывала о том, что на севере архипелага, на территории Смутьяна, тоже стали чаще мелькать корабли Ловцов.
И что ей удалось узнать имя Таинственного Человека.
Драго Блудвист.
Человек, в детстве потерявший из-за драконов всю семью, «маленький ребёнок, брошенный на пепелище», и поставивший себе целью жизни уничтожение драконов.
Только он клин клином решил выбивать.
Он понял, что драконов эффективно могли уничтожать только другие драконы.
Мать рассказывала, что это был крайне жестокий, властный и деспотичный человек, державший в страхе свою эскадру, но, почему-то, всё равно окруженный по-собачьи верными подчинёнными.
Аран и Валка еще год назад разделили свою деятельность, сделав её более эффективной — парень уничтожал Охотников и Ловцов, избавляясь от свидетелей, а женщина освобождала драконов, становившихся впоследствии частью стаи Смутьяна.
Молодой Вожак не имел ничего против такого расклада — у Белого Короля был колоссальный опыт в воспитании и исцелении Диких, в укрощении строптивых, и потому Аран с радостью свалил эту, несомненно, большую головную боль на своего союзника.
Валка, известная в определённых кругах как таинственный Всадник, часто нападающий на их форты и освобождающий драконов, была настоящей легендой, вселяющей ужас в сердца Ловцов и Охотников.
Аран давно принял решение — пусть они будут бояться только её, и только ей позволялось оставлять свидетелей, которые потом и рассказывали байки одна страшнее другой, пусть и не лишенные доли истины, пусть и достаточно малой.
Со своей матерью парень так и не смог наладить нормальное общение — она была для него до боли родной, но одновременно — до безумия чужой.
Она была матерью Иккинга, как ни горько ему было признавать это.
Она не видела в нём своего сына, которого ей, похищенной Грозокрылом, пришлось оставить на Олухе.
Она видела, что он — не Иккинг.
Его тело, его лицо, даже душа, наверное его, да вот только личность, сознание — Арана.
Парень давно и чётко разделил две грани своего «я» и, справив тризну по Иккингу, больше ни разу не назвал себя этим именем, не желая обманывать ни себя, ни окружающих.
Аран мог общаться с Валкой как с другом, мог даже называть её своей мамой, но конкретно для него та же Айва была в большей степени матерью, чем Всадница, которую он за год их знакомства так и не сумел понять до конца.
Иккингу было некуда идти, у Иккинга отобрали самое дорогое для него существо — его брата, его предала девушка, в которую, казалось, он был влюблён…
А Валка?
У неё был Остров, женой вождя которого она была, был малолетний сын, был любимый муж, были друзья…
Но она даже не попыталась вернуться.
А ведь её не считали предательницей.
Её искренне оплакивало всё племя.
Аран не мог понять эту женщину, её мотивов. Точнее понять их он-то как раз таки мог, но вот принять их — нет.
И потому их общение дальше совместных нападений на караваны Охотников, редких встреч по делам гнёзд и обсуждения ситуации, сложившейся на архипелаге, не заходило.
Она была Союзником.
Она была Другом.
Но точно так же он общался с Малой.
Матерью Валка для него не была.
И от этого почему-то было невероятно горько на душе, но изменить это было невозможно — Иккинга из себя он изображать не собирался.
Да, Иккингом он не был.
И как бы он ненавидел проливать кровь, ненавидел причинять боль и убивать — слишком много он видел насилия в детстве. Слишком нормальным оно считалось.