К прошлому возврата не было.
И не могло быть — слишком много людской крови было на её руках.
Крови людей, живых, дышавших, думавших, кого-то любивших, мечтавших о чём-то, убитых ею во имя жизни для драконов.
И она совершенно не жалела об этих оборванных жизнях.
Она — из племени драконов!
Да, она не была Стражем, одной из героев древних легенд драконов, о которых столько рассказывали ей её Король и Грозокрыл, ставший для неё старшим братом, самым верным и надёжным другом.
Но и обычным человеком она уже не была.
Сам Великий Смутьян дал ей дар понимать его и Грозокрыла! Её Вожак позволил ей служить ему, дал ей возможность понимать его слова, его приказы и исполнять их в точности.
А потом позволил ей ещё и высказывать собственное мнение!
Она была безумно благодарна ему за это.
Все шло своим чередом — она спасала драконов от Ловцов, помогала уничтожать их форты и наращивать мощь Белого Гнезда, следила за подросшими птенцами, лечила больных драконов, выхаживала осиротевших малышей и просто советовала своему Королю, как поступать с людьми, предсказывала их примерное поведение, их реакцию.
И было бы так и дальше, если бы перед одним из облётов территорий, который она совершала четырежды за луну, Великий Смутьян не попросил её привести к нему вожака соседней стаи вместе с его советником, пояснив, что это должны быть Ночная Фурия и человек.
Сам факт того, что ей доведется увидеть одного из этих легендарных драконов завораживал и немного пугал.
Но ни один рассказ не мог описать величие этого дракона достоверно.
Когда она увидела летящих в облаках Фурию и её всадника, женщина смутилась — как Вожак мог позволить человеку себя оседлать.
Она почему-то даже на секунду не могла допустить того, что Вожаком был не дракон, а человек.
Простой, как ей тогда казалось, человек.
Такой же, как и она.
А человек оказался не так прост — не испугался её Короля, только почтительно, но не более того, склонил голову, признавая его главенство в этом гнезде, на этой территории.
Человек оказался Стражем.
А потом оказался её сыном.
Нет…
Аран был когда-то её сыном, но сейчас это был совершенно другой человек.
Чужой.
Её мальчик навсегда остался для неё крохотным карапузом с россыпью веснушек на щеках, со счастливой смешинкой в глазах, с таким заливистым, искренним детским хохотом и тихим, совсем не по-младенчески незаметным плачем.
Этот парень с седыми прядями на висках, с чистой, молочно-бледной кожей и драконьими глазами не мог быть её сынишкой, её мальчиком, её лучиком солнца, её радостью.
Для неё Иккинг погиб.
Как и для всего мира.
А чужак в теле её сына делал страшные в своей справедливости и логичности вещи.
Именно так.
Чужак.
Стоик, которому она так безмерно доверяла, которого так безумно любила, по которому так невыносимо скучала… не уберег их сына.
Стоик был виноват в его гибели!
В том, что он безвременно сгинул…
А как он погиб?
Как умер её мальчик, почему её сыночка никто не похоронил, не прочитал ему прощальную молитву? Не отправил в последний путь погребальную ладью, нагруженную всем, что понадобилось бы покойному в Вальхалле?
Они бросили её сыночка!
И Аран… он его убийца!
Она, на самом деле, невероятно боялась этого… человека.
Было в нём что-то такое, что заставляло кровь стыть в жилах, желать оскалиться и зашипеть — он был невероятно опасен.
Да и не мог человек, оседлавший само порождение Молнии и самой Смерти, быть мирным мальчишкой, не способным и Жути обидеть.
Валка тихо ненавидела Арана, но не могла ему навредить — ведь тело-то Иккинга, шрамик под губой, оставленный неосторожным движением когтя Грозокрыла, Иккинга!
Валка оплакала своего погибшего сына, проклиная его убийцу и умоляя Небесных Странников о долгой жизни для Арана.