Маринетт сложила руки на груди.
— Хороша, нечего сказать.
Обида за испорченную блузку нахлынула с новой силой. Адриан ее не поймет. У него одежды — целый гардероб! И вряд ли он ценит хотя бы одну вещь по-настоящему.
Адриан смотрел на нее внимательно, и Маринетт терялась под этим пристальным взглядом до одури зеленых глаз. Хотелось вжаться в сидение, слиться с обивкой салона или просто исчезнуть. Лишь бы снова не краснеть и не путать слова.
Машина остановилась на одной из центральных улиц. Адриан вышел из салона и подал Маринетт руку.
— Какой бы Хлоя ни хотела казаться, она с детства была моим единственным другом. Но теперь у меня есть ты, и в знак нашей дружбы я хочу сделать тебе подарок.
Маринетт вышла из машины, и ее взгляд тут же упал на вывеску магазина, к которому и привез ее Адриан. Потеряв дар речи, Маринетт во все глаза смотрела на магазин, к которому и приблизиться она могла только в мечтах. Перед ней был один из самых дорогих бутиков Парижа — и, судя по всему, ее привезли сюда не только полюбоваться на вывеску.
Адриан стоял рядом, с улыбкой следя за ее реакцией. Спохватившись, что на нее смотрят, Маринетт взяла себя в руки и закрыла рот.
— Но тут же все такое дорогое! — сдавленно прошептала она, оборачиваясь к парню.
— Здесь продается одежда, созданная моим отцом, — пожал плечами тот. — Так что выбирай, что хочешь, тебе это нисколько не будет стоить.
Еще минуту Маринетт колебалась — в ней шла борьба между гордостью и обыкновенным желанием каждой девушки иметь красивую брендовую вещь. Адриан протянул ей руку, и сомнения испарились сами собой. Не чувствуя под собой ног, она вошла в дорогой магазин и тут же почувствовала себя донельзя глупо — в своих стареньких брючках и заношенном жакете она смотрелась чужой в этом изобилии роскоши. Но уже через минуту ее перестало это волновать. Ее перестало волновать вообще что-либо. Маринетт словно попала в сказку, и у нее разбегались глаза при виде всех платьев и блузок, которые она хотела перемерить.
Адриан отошел в сторонку и прислонился лопатками к восхитительно-прохладной стене. Глядя на счастливую девушку, он убедился в том, что решение купить ей что-нибудь вместо ее испорченной блузки было правильным, очень правильным. Дарить оказалось приятно. И если раньше у него не было человека, которого можно было порадовать такой простой вещью, как новая одежда, то теперь у него появилась Маринетт — эта милая забавная девушка, у которой от счастья светятся глаза и которую хочется кормить и одаривать подарками, лишь бы этот блеск не исчезал.
— Фью-ю, да неужели ты опять влюбился? — осведомился Плагг. — А как же твоя ненаглядная Леди?
— Не говори глупостей, — отмахнулся от него Адриан. — Маринетт мой друг. Она очень милая, забавная, добрая…
Заметив, как ехидно сощурились зеленые глаза квами, Адриан сбился с мысли, но тут же снова поймал нить разговора.
— …но мое сердце принадлежит только Леди Баг. Жаль, что ее вряд ли можно удивить простой одеждой.
— Ну, судя по тому, что рассказывала тебе Маринетт, ее тоже не должно было так восхищать все это обилие блестючих штучек, — заметил Плагг. — Если вспомнить, по ее рассказу она — будущий модельер, ученица известного дизайнера и вообще та еще штучка. Странно, что она при таких возможностях носит такое тряпье, не находишь?
— Что, прости? — переспросил его Адриан, который отвлекся на украшения и не слышал выразительного монолога своего квами.
— Ах, да ничего, — обиженно фыркнул тот и больше в диалог не вступал.
Адриан стоял напротив витрины с украшениями из особой серии, выпущенной отцом, и начинал понимать, почему отец так любил демантоиды. Глядя на мерцающие теплым зеленым светом серьги, Адриан словно видел перед собой глаза своей матери.
А слева от них лежал кулон с топазом в нежной серебряной оправе. И в нем словно жила Леди Баг — такая же чистая и дорогая его сердцу. По спине побежали мурашки. Адриан открыл витрину и взял в руки кулон. Грея прохладный камень в ладонях, посмотрел на топаз при дневном свете.
И мечтательно улыбнулся.
***
— Ну, и кто он?
Маринетт вздрогнула и подняла голову. Она сидела на диване в гостиной Альи и с трудом пыталась поддерживать беседу. Мысли упорно разбегались, не давая сконцентрироваться на чем-то конкретном. Маринетт изо всех сил боролась с этим, но тщетно. Мешало смутное чувство беспокойства и — совсем немного — сестры Альи, которые играли в шумную игру в соседней комнате.
— Ты о чем? — вяло спросила Маринетт, блуждая взглядом по комнате — от мебельной стенки до большого окна с ярко-оранжевыми занавесками. Эти занавески жутко нравились Алье, да и вообще ей нравился оранжевый цвет, поэтому многие вещи в ее доме были насыщенного апельсинового оттенка.