– ВИЧ?
Марвин потерянно посмотрел на него:
– Мы едва успели добиться права на то, чтобы жить, и тогда жизнь решила нас изничтожить. Это как если бы солнце вместо света начало излучать тьму. И… кое с кем из нас что-то произошло… Мы изобрели новый вид шрама, что и привело нас к небесным владыкам, когда мы искали нашу украденную свободу. – (А Купер-то было успел подумать, что его копилка ужасов давно переполнилась.) – И вот, оказавшись за многие миры от родины, мы по-прежнему прячемся в чуланах, по-прежнему трахаемся на самом пороге смерти, по-прежнему мечтаем улететь. Вечно молодые и раздавленные. Будь осторожен в своих желаниях, Купер.
Ночь хлестала Купера по лицу, и он вроде бы понимал, что больше всего ему сейчас следует бояться силы земного притяжения, но почему-то как раз она его и не страшила. Он разве что не обонял запаха чадящего печного дыма, когда уже знакомый гнев пустил корни в его сознании. Теперь все правильно. Гнев – вот кем он был, а вовсе не каким-то сексуально озабоченным придурком, опьяненным этими дикими американскими горками.
– Это несправедливо! – закричал Купер. – Ты должен либо умереть, либо жить и радоваться. А не… не… искать сотню тысяч лет подряд способ протянуть еще хотя бы… один… день. Ненавижу этот гребаный город, ненавижу просыпаться в нем по утрам, ненавижу тебя, Эшера и Сесстри! Все ненавижу! Настолько, что…
Купер задыхался, пытаясь вырваться. Он отпустил Марвина и запрокинул голову, умоляя гравитацию принять его, унести с собой в долгое падение, чтобы там, тысячей футов ниже, его череп разбился вдребезги, но небесный владыка держал крепко. Купер не знал, слышит ли его он – или она – и интересны ли они ему вообще.
«Ведь жизнь все равно уже никогда не станет прежней, – невзначай подумал он. – Просто дайте мне упасть и разбиться».
– Нет! – закричал Марвин, оплетая Купера руками, словно голодный осьминог. – Ох, детка, что же они с тобой сделали?
– Они? – визгливо заорал Купер. – Хрен они что со мной могут сделать! А вот что вы делаете со мной? Ублюдки, вы же все разрушили!
Он казался себе таким маленьким, и все, чего он сейчас хотел, так это просто прекратить существование.
Марвин собирался что-то ответить, хотя Купер и сам понимал, что сорвался в истерику. Больной не виноват в том, что его убивает болезнь. Тому, что Купер жил в тени колосса смертоносной заразы, причиной были простое стечение обстоятельств да матушка-природа. Он понимал это, но не мог смириться. «Это сварнинг? Так все и начинается?» – задумался Купер. Никогда прежде его так не волновало происходящее вокруг, он был слишком занят разгребанием собственного дерьма, чтобы утруждать себя еще и чужими проблемами. Марвин раскрыл рот, явно собираясь возмутиться, но они уже стремительно спускались к крыше. Как и почти все прочие «приходы», этот заканчивался, не принеся никакого удовлетворения, где-то на грани между откровением и разочарованием. «Ничто не имеет конца, потому что никогда и ничто не завершается», – подумал Купер, готовясь к столкновению с крышей.
– Прости меня, – сказал он.
– Ты в порядке? – спросил Марвин, собираясь для переката, чтобы погасить инерцию от жесткой посадки.
В следующее мгновение удар о крышу вышиб воздух из их легких. К тому моменту, когда Купер нашел в себе силы сесть, Марвин уже стоял, широко расставив ноги и ехидно показывая на него пальцем. Хотя перед глазами все плыло, Купер смог разглядеть Гестора, все еще тяжело дышавшего после танцев и последовавшего за ними полета. Вожак стоял, прислонившись к полуразрушенной стене, рассматривая новичка скучающим взглядом.
Купер поднялся на локтях. Казалось, будто столкновение с крышей вытряхнуло из него все эмоции. Он не помнил, что или почему испытывал. Но эмоции были ядовитыми и, возможно, были вызваны ядом. Посмотрев на Марвина, он увидел привлекательного, но сломленного человека, окружившего его пусть и кратковременной, но заботой. Купер не питал особых иллюзий насчет своего проводника и знал, что не может ему доверять, однако Мертвый Парень притягивал к себе телесной привлекательностью и хотя бы видимостью неравнодушия – теми качествами, которые Купер просто не мог отвергнуть. Даже если за теплоту Марвина предстояло расплачиваться чем-то большим перед всем его племенем.
– Катись в жопу, шлюшка! – почти с любовью в голосе проворчал Купер.
– Живой! – весело завопил Марвин буквально на мгновение позже, чтобы радость его не показалась наигранной, наблюдая за тем, как Купер опять распластывается под стальным карнизом, хотя бы как-то защищающим от струй черного ливня. Затем Мертвый Парень повернулся к своим товарищам и махнул им. – А я говорил, что он справится!