Геометрия этого места казалась теперь не просто идеальной, но разумной – природная прародительница искусственного интеллекта, написанная на языках жизни, а не электроники. Пред ним предстала воплощенная, ожившая математика, проявляющаяся в узоре коры и каплях росы, скрывающаяся в сплетении ветвей и листвы, подчиняющая себе всякую прожилку и пору.
Она же жила и в Алуэтт. И, как наконец дошло до Купера, в его собственном теле тоже, в разветвлении его кровеносных сосудов и завихрении отпечатков пальцев.
– Мы никуда не перемещались, верно? – спросил он. – Это очередной «заплыв с белухой», очередное видение, только на сей раз я не сплю?
Алуэтт прикусила краешек губы, словно он был близок к правильному ответу, но еще не совсем.
– Ты ощущаешь здесь жизнь? Разум, стоящий за ней? Хорошо. Это и вправду хорошо, Купер.
– Ага. Как скажешь. – Он указал на два перемещающихся символа. Рядом с печатью Сесстри виднелась пара красных шлепанцев. – Вот это – Сесстри и Никсон.
Существо, облачившееся в тело молодой женщины, кивнуло и посмотрело на него с некоторой надеждой.
– Так ты видишь имязнаки? Знаешь, Купер… ты не смог бы прийти сюда во вторник.
– Имязнаки, – громко повторил он новое слово. – Ага, так вот что это такое – имена. Истинные имена, так? Те, которые невозможно ни произнести, ни написать – только знать. Но почему я не вижу твоего?
– Посмотри на меня. – Алуэтт опустила ладонь на запястье Купера. Она казалась очень озабоченной. А затем ее глаза начали меняться – прелестные, васильково-голубые глаза. – Смотри внимательно.
Он смотрел прямо перед собой, в ее лицо, стараясь не моргать, пока мир перед глазами не подернулся рябью; деревья на периферии зрения превратились в стену золотого стекла. Лицо Алуэтт оставалось прежним, но вот ее волосы расплылись, принимая очертания размытого облака красной краски. На шее женщины возникла мерцающая красная лента толщиной с его большой палец, переливающаяся подобно новой атласной ткани; прямо на его глазах лента превратилась в открытую рану – горло Алуэтт было рассечено до самого позвоночника, и из разреза сочилась кровь.
Затем – Купер не мог отвести взгляда – рана вновь стала лентой, а кровавые потеки – просто выбившимися из нее атласными ниточками.
– Я увидел красную ленту, опоясывающую твою шею, но порой я вижу, что твое горло перерезано…
Алуэтт кивнула.