– С такой жизнью, какой мы ее знаем?
Альмондина одарила сестру тонкой, как наточенный клинок, улыбкой, какой порой пользовалась и сама Лалловё.
– Какой ее знаешь ты, скорее. Я-то некоторое время вообще никакой жизни не знала.
– И все же ты здесь. Вернулась, чтобы занять мое место. – Лалловё вначале скинула болеро, потом вновь набросила его на плечи, не понимая, как ей следует сейчас поступить.
– Твое место? Нет, Лолли.
Альмондина облокотилась о комод и принялась разглядывать свои ногти, – как и в прежние времена, те были из крепкой, отточенной древесины. Живой древесины.
– Ты что, правда ожидаешь, будто я поверю, что мать не прислала тебя, чтобы ты указала мне на дверь?
Лалловё остановила свой выбор на отделанном рюшами широкополом камзоле с глубокими внутренними карманами и, перебросив отвергнутое болеро через руку, незаметно схватила красную металлическую шкатулку. Рубиновое Ничто некогда принадлежало дедушке ее мужа, но теперь оно всецело пребывало в ее собственности. И годилось на большее, нежели просто рубить пальцы.
– Если честно, я понятия не имею, чего именно хочет мать, – нахмурилась Альмондина. – В эти дни она говорит сплошными загадками, даже если пытается быть прямолинейной. Она нарушила целостность собственной личности, и я так же не могу уследить за ее мыслями, как не могу исполнить ее приказы.
– Хочешь, чтобы я поверила, будто ты собираешься ее ослушаться? – осклабилась Лалловё. – Идеальная маленькая Альмондина?
– Я дочь своей матери. И никогда не предам ее, Лалловё, даже не думай. – Старшая сестра сцепила пальцы и хрустнула суставами. Она говорила нарочито неспешно, чтобы у маркизы не возникло лишних иллюзий. – Я всегда принимала свое наследное право как данность. «Я буду править», – думала я. Бранись сколько хочешь, но, каких бы успехов ты ни достигла, подвинуть меня все равно бы не получилось – право первородства и чистота крови делали меня преемницей нашей матери. Только мне не хотелось бы править разрушенной империей. А тебе?
Лалловё опустила взгляд.
– Двор Шрамов еще можно восстановить, если избавиться от матери.
– Именно так, – кивнула Альмондина.
– Все может оказаться куда хуже, чем перспектива править разрушенными вселенными. Ты говоришь, что сама видела, как обошлась мать с нашим народом, – механические феи кашляют машинным маслом. – Лалловё выгнула спину, вдруг вновь ощутив свое тело целым, юным и безупречным. – Ты когда-нибудь задумывалась, каким зверским истязаниям она подвергнет свою наследницу?