— Думай, с кем говоришь! — внезапно взвизгнула Элизабет. Люси никогда не слышала ее голоса на такой высокой, визжащей ноте. — Приди в себя, Эдмунд.
— Ни то что?! — вскрикнул Эдмунд. —Превратишь меня в камень, как твоя полоумная тетка?
— Умерь свое непомерно раздутое эго, иначе клянусь…!
— Вы всего лишь дети, — со злым сарказмом сказал Каспиан, и два ненавидящих взгляда вонзились в него.
— Ты жалкий трус! — воскликнул Эдмунд. Люси кинулась к брату, но тот оттолкнул ее. Стоящая за его спиной Элизабет успела схватить девочку до того, как та оступилась и упала в Мертвую воду, но обрадоваться Лу не успела — Элизабет отпихнула ее в другую сторону. Но этого мгновения хватило: Люси разглядела мертвые, лишенный выражения глаза своей подруги, которые были помутнены как вода в болотах.
Ссора, тем временем, продолжалась.
— Я тоже хочу править! — воскликнул Эдмунду.
— Коли ты такой храбрец, докажи!
— Вы смешны, — выкрикнула Элизабет, когда два Короля скрестили оружие. — Двое мальчишек, которые не могут поделить игрушку!
— А ты, ведьма… — взорвался Эдмунд, и неизвестно, что он хотел сказать, да и чем бы все это закончилось, не встань между ними Люси.
Наваждение сошло так же быстро. Люси видела, как в глаза ее друзей возвращается осмысленность, как начинает мелким подрагивать Элизабет, пряча клинки дрожащими руками обратно в ножны. Она прошептала что-то похожее на «Их орудием…». Стыд отразился на лицах Каспиана и Эдмунда; Пэванси отбросил ракушку, и та мгновенно ушла под воду. Все уставились друг на друга, словно пробудившись от сна. А Элизабет почувствовала, как внутри начинает тянуть рана, и слезы набегают на глаза; то чувство исчезло, но его заменила боль, и Элиз не знала, чем ее вытравить. Все их слова, сказанные несколько минутами ранее, внезапно обрели вес. Как это бывало, в пылу ссоры ты не осознаешь всего сказанного, а потом уже ничего нельзя будет изменить. Как нельзя было забрать назад и забыть слова, которые Каспиан, Эдмунд и Элизабет сказали друг другу.
— Лиз, — внезапно дрожащим голосом обратился к девушке Эдмунду, когда они остались на несколько секунд один в этой пещере. По ее щекам скатились две слезы. — Прости меня. Пожалуйста, я…
Но Элизабет лишь покачала головой, и хрипло сказала, что им сначала надо убраться отсюда. Она внезапно нашла названию чувству, которое преследовало ее все утро, из-за которого она чувствовала себя такой же, как эта вода — дорогой, но абсолютно неважной. Пустота. С того самого момента, как Элизабет прочитала то письмо, как бы она не старалась закрывать эту рану, она ощущала только пустоту. Пустота — идеальное понятие, существующее прежде всего в представлении. И ничего более. Теперь же ей было больно, но зато она приняла одно важное решение.
Уже на палубе, отчалив от берега и заимев в команде Юстэса нового вида, Эдмунд и Элизабет смогли поговорить. Элиз смотрела на него, и чувствовала лишь боль — всепоглощающую и нестерпимую, слезоточивую. Но все это было лучше пустоты, которую заполнить было нельзя, которая появлялась, когда Элизабет не было больно. А боль ей причинял только Эдмунд.
— Лиз, — начал он тем же дрожащим голосом. — Слушай, мне очень стыдно за мои слова. Я не знаю, что на меня нашло, из-за чего я накинулся на вас с Каспианом. На тебя уж точно, я же… я же люблю тебя.
До этого смотря в пол, Элизабет подняла глаза, и Эдмунд едва ли не умер от осознания того, что его девушка плакала. Он подошел к ней и взял за руки, прикоснувшись лбом к ее лбу.
Может ли любовь причинять боль? Нет, конечно, любовь не может причинять боль. Как самое высокое, самое главное чувство на Земле может причинять боль? Это абсурдно. Сама любовь никогда не причинит боль. Боль причиняет не любовь, а совсем другие вещи, такие как обида, ревность, злость, нетерпимость, список можно перечислять до бесконечности, но любовь больно не делает. Больно делают сами люди.
— Я так не думаю, — тихо сказал он. — Я люблю тебя большего всего на свете. Очень люблю.