Набросив зимнюю мантию на плечи, я зашнуровал высокие ботинки, схватил вязанный шарф со стула у кровати рыжего и выскочил в гостиную Гриффиндора, где толпы детей курсировали от спален к выходу и обратно, иногда забывая что-то или же теряя его на ходу, как и мысль о том, что ты что-то забыл.
Знакомая копна каштановых волос была наполовину прикрыта обложкой старой на вид книги, в то время как ноги были заброшены на стоящий рядом с креслом чемодан. С присвистом я подошел к наверняка бесящейся от происходящего здесь хаоса, как вдруг мне вновь пришлось на цыпочках отступить на шаг назад. Её глаза были закрыты, рот приоткрыт, а лицо было умиротворенно спокойным, без вечного превосходства и ехидного нравоучения.
Наверное, занятия по астрономии вчера в полночь забрали из первокурсников много сил, вон и Невилл притаился в стороне, вновь заснув стоя, прижавшись к гобелену у северной стены, рядом с которым располагались смотровые окна. Высокие как свечки, увитые переплетением металлических вставок. Но не это привлекло мое внимание, а размытое пятно, что стучало клювом о толстое стекло окна. Подбежав к нему, я начал снимать защелки и, открыв его, впустил поток холодного воздуха, воя пурги и вскрики обиженных и недоумевающих школьников. Тут же закрыв высокую раму, я с извиняющимся видом указал на сову и, получив несколько нелестных эпитетов, театрально поклонился, чтобы тут же начать уворачиваться от обиженной птицы. Смех, шум, гам – как итог, сову поймал Перси, тяжелую на вид коробку – еще один старшекурсник.
— Спасибо… Э-э? Вы чего!
На меня набросили мантию и под знакомый смех близнецов я был выброшен в коридор у входа в башню. Сова взбалмошно мотала головой, так же как и я. Поправив очки, я добился молчаливой договоренности с белым ужасом и, подхватив коробку,надел вторую мантию на плечи. Дождавшись приземления полярной птицы на плечо, я пошел вниз к вестибюлю. Мысль зайти к Хагриду укрепилась у меня в голове: выпью чая, послушаю байки и открою посылку.
Замок преображался, вокруг стены покрывались изморозью, что рисовала замысловатые узоры на камне стен. Запах сосны и морозной свежести кружил голову, венки омелы висели через каждые пять метров, а запах готовящегося завтрака приятно щекотал нос. Не доходя до Большого зала, я увидел огромную ель, что лежа на боку шевелила ветвями, две пары огромных сапог, что упирались в пол, и бородатое лицо, улыбчиво светящее глазами.
— Э-хей, Гарри! Ты смотри, какие вымахали! Филиус их ещё украсит, так что вид будет шикарным, я тебе говорю…
— Доброе утро, Хагрид. Я вот как раз к тебе в гости собрался.
— Это же замечательно! Сейчас последнюю водружу на её место и пойдем, – он с кряхтением затащил огромную ель в двери Большого зала, и я протиснулся следом, чтобы увидеть три её товарки, стоящие напротив столов факультетов.
Вокруг было относительно пусто и тихо. Ранние пташки завтракали редкими островками среди пустоты зала, даже за преподавательским столом сидела лишь Макгонагалл, что маленькими глотками пила чай и читала газету. Хагрид под мои подбадривающие смешки все же установил рождественское дерево и, кивнув декану, пошел на выход, призывно махнув рукой.
— Я вижу, ты завел себе сову. Красивая…
— Да не моя она. Посылку принесла, пару раз почту мне носила, вот и все.
Полярная сова недовольно ухнула, снова щипнув меня за ухо.
— Ай! Она еще и злобная, вон как прожекторы свои пучит…
— Эхе-хе-хех. Выбрала она тебя. Такое редко случается, но случается. Хозяин ты теперь ей, если, конечно, не прогонишь, – хитро сощурив глаза, он смерил нас изучающим взглядом веселых глаз-бусинок и, открыв широкую дверь, вышел на мороз и вьюгу. Птица взмахнула крыльями, сохраняя равновесие, и еще сильнее вцепилась в ткань мантии, не желая улетать.
— Не знаю, еще не решил. Может и оставлю, если она не будет такой букой… Ай! Зараза…
Хагрид вновь улыбнулся и с моего молчаливого согласия поднял меня за шкирку, посадив себе на плечо. Центральная дорога в Хогсмид, где был расположен перрон Хогвартс-Экспреса, была расчищена, и стройные ряды карет из черного дерева дожидались пассажиров, будучи запряженными странными лошадьми. Черные кожистые крылья, безволосые и сухие словно жертвы концлагеря…
— Держись! Тут глубоко!
Желание спросить о странных созданиях пропало, когда полувеликан по пояс провалился в заметенную вьюгой тропку, которую, наверное, он и протоптал, когда тащил ели. Я поплотнее замотал лицо шарфом Рона и вцепился руками в толстый ворот мехового пальто-плаща. Добрел к дому ледокол по имени Хагрид быстро, поставив меня на порог, он открыл дверь огромным ключом и, спрятав его обратно, пропустил меня внутрь. Камин не горел и было слегка прохладно, что подтвердил и Клык, залезший в собственно приготовленное для себя кубло-лежак из старых простыней и покрывал. Я достал палочку и четко произнес заклинание, благо, зубы уже отросли и выделялись лишь своей относительной белизной в сравнении со старыми.
Пока Хагрид оббивал сапоги и стряхивал налипший снег, я распалил камин и дотащил наполненный водой чугунный чайник, поставив его на решетку. Сова, все так же вцепившись мне в плечо, не позволяла даже мантию снять, пусть мне и не сильно хотелось, в доме было все еще холодно.
— Дай ей имя. А то не отцепится, – лесник убирал со стола, заставляя его тарелками с печеньем, кексами и прочими кондитерскими изделиями, которые опасно есть.
— Да какое? Может быть, Белая? Аа-ай! Да что ж это такое! Ты мне все уши оборвешь.
Она начала бить крыльями, и мне ничего не оставалось, как устало плюхнуться за высокий стульчик и, взяв чашку в руки, хмуро посмотреть в глаза веселящегося лесника.
— Может быть, Шарлота?
— Ну нет, это же сова, а не корабль… – протянул лесник, с задумчивым видом уставившись в обледенелое окно.
— При чем тут корабль?