Эволюционно эта жажда значила лишь одно: готовность немедленно размножаться. Если бы Ангелина могла знать это чувство, потребность быть заполненной! Но его знала лишь ночная охотница Анжи.
«Приходи и возьми меня», - кричала она беззвучно, задыхаясь от сладкой муки. И не знала, кого именно она звала. Или же, быть может, не рисковала признаться…
Никогда прежде – ни на одной Охоте – ни разу…
Когда Ангелина более-менее пришла в себя, и оглянулась, Би, дожевав с аппетитом какую-то часть добычи – вероятно, селезёнку, - облизал пальцы.
- Еще по одной? – спросил он сипло, с нехорошим блеском в глазах.
- Би, выдохни, - едва слышно выдавила девушка, железной рукой загоняя зверя в клетку, - вспомни, с кем говоришь.
Тот позеленел, нервно сглотнул, сделал серьезное лицо, насколько для вымазанного в крови диджея с пирсингом на видимых частях тела, было возможно.
Би повезло, что Ангелина не склонна была сдавать Инквизиции друзей, когда те проявляли неукротимую жажду. Что, в общем-то, полагалось делать; но тогда подлунный мир опустел бы как минимум на две трети.
- Погорячился.
- Азарт всем знаком, как и жажда.
- Хоть убей, не верю, что у тебя есть азарт. Это нам, клубным охотникам, приходится…
Би вновь превратился в вечного жаловальщика. Ангелина слушала вполуха, радуясь тому, что она к его касте не относится. Она ведь вообще не принадлежала ни к одной.
Анжи все еще хотела… хотела. Все слабее, но все же сильнее хотела, чем до этого крови. И это беспокоило Ангелину. Потому что эта новая жажда никак не желала уходить, более того, обосновавшись во всем теле, она, как растущая опухоль, крепко угнездилась где-то внутри. И разум Ангелины мог только фиксировать эту опухоль, изыскивая пока медленно способы от нее избавиться.
А Би все жаловался. Ангелина напряглась, пытаясь вникнуть в суть. Впрочем, жалобы не меняли его положения на лестнице силы. Построена она была по принципу пирамиды… от самого середняка – лет девяноста, дед и прадед, не пожелавший так просто умереть, и вверх: через кровожадного охотника-одиночку, через маньяка, выше – к предводителю шайки кровожадных охотников. Потом к хозяину Логова таких охотников, к деду и прадеду охотников, вожаку, и, наконец, к Могуществу, выше которого просто нет места, куда еще можно подняться.
Но пирамида стоит на широком основании. От середняка вниз – через суетливого и недоедающего Би и ему подобных, которые предпочитают коллективные и корпоративные нападения, через неконтролируемого, уставшего психа, не знающего, чем еще занять время, к низшим кастам Народа Ночи. К тем, кто трясется денно и нощно при звуках выстрела, кто не выходит на свет, чтобы сэкономить силы, кто получает паек от Семей и стоит в очереди на пособие и место работы, кто лелеет одну надежду – выжить, размножиться, и залечь в спячку, из которой, быть может, поднявшиеся хоть на полступеньки потомки выведут лет через пятьдесят.
- До встречи, дорогая, - улыбается Би, томно припадая к дорожному знаку, - охота с тобой – истинное наслаждение для ценителей.
- Взаимно, добычи тебе.
«Какая тут взаимность?». А что же Ангелина? Как и все полукровки, она выпадает из сложного кастового общества Народа. По ее личному рангу она включена в число высших каст, и имеет право на охоту без дополнительного сопровождения и условий, но по рождению…
- Мешаться с пищей, - морщит губы неугомонная Марина, - ума не приложу, как не стошнило.
- Типа любовь, - пищит Софья – секретарша Люция.
- Мог бы укусить!
Не мог. Ангелина помнила отца лучше, чем мать, и могла сказать, особенно теперь, что он был большее, чем ходячий инстинкт. Но в обществе Ночного Народа снисходительно относились ко всему. Почти ко всему. Можно есть детей, беременных, можно играть в «поцелуй богомола», заниматься групповыми каннибальскими оргиями, самокалечиться, организовывать секты… можно всё. Но размножаться с пищей… последнее из отринутых табу.
И скорее обращенный юнец станет магистром крови, чем полукровка – чем-то большим, чем наложница. И всё же она стала.
«Чистота Его Могущества».
«Чистота Его Могущества. Ненависть Его Собственности». И потому Ангелина не обольщалась льстивыми словами ни от Би, ни от кого-либо другого. Она полукровка – это клеймо и сила. Ее укусил сам иерарх – и все же глаза ее не поменяют цвет уже никогда. Никогда ее не убьет серебро, и никогда движений ее не замедлит солнце. И ее пульс никогда не будет реже десяти ударов в минуту.