– Думаю, мы платим друг другу одной и той же монетой. Наверное, это справедливо. А что бы ты делал, если бы они убили твою маму? Не чувствовал бы ты то же самое, что чувствует сейчас Двана? Ту же ненависть?
– Герои Притака и Лимпы глумились над телами убитых врагов. Даже джиданцы не хоронили погибших другой стороны, а сжигали их. И только Джилайси никогда не делал ничего подобного, плакал над всеми. Нет, Хинта, мне было бы очень больно, так больно, что я просто не могу себе этого представить, но я не стал бы пинать мертвого чужака и бросаться в него банками из-под шипучки.
Хинта отвел взгляд.
– Знаешь, – сказал Тави, – я думаю, с этим миром что-то абсолютно не так. Человечество существует безмерно долго. И за всю его историю было лишь одно столетие без войн – незадолго до катастрофы. За это столетие люди сделали больше, чем за все прежние времена – построили города на Луне и Марсе, полетели к дальним телам Солнечной Системы. Потом – снова война, и город на Марсе погиб. И все распалось. Уже никто не был готов защитить Землю от удара из космоса. И случилась катастрофа. А после нее – выжившие так ничего и не поняли. И начали новую войну. И так раз за разом.
– Думаешь, мы должны были плакать над омаром? Как Джилайси?
– Мы не можем. В этом и проблема. По крайней мере, большинство из нас – не может. А они не могут плакать над нами. Поэтому мы не перестанем друг друга убивать. Я не знаю, что мы должны. Да и какая разница, что мы были бы должны, если мы просто не можем быть другими. Я не хочу никого судить и осуждать, я просто очень растерян.
Лицо Хинты болезненно дернулось.
– Ты очень хороший человек, ты знаешь об этом? Возможно, слишком хороший для Шарту.
Тави серьезно посмотрел на него.
– Не бывает слишком хороших людей. Но бывают те, кто вызывает в остальных чувство невыносимой вины. Их избегают или даже пытаются убить – как много раз пытались убить Джилайси, как много раз пытались убить всех тех, кто хоть в чем-то был более вменяемым, чем его обезумевший народ.