– Ну что, чувствуешь себя взрослее?
– Да. Не ожидал, что это будет со мной вот так, и настолько рано. Я думал, в Шарту есть только один способ услышать «джаванна» – стать одним из тех, кто рискнул провести ночевку у границы пустошей.
Ивара улыбнулся и перевел взгляд на окно.
– Всегда есть больше чем один способ.
– А тебе уже говорили «джаванна»?
– Тави, пару часов назад. А задолго до него – мои друзья, которых больше нет.
Улыбка Ивары поблекла, он вернулся к еде. Некоторое время Хинта наблюдал, как он медленно загружает в себя маленькие ложки жидкой каши, затем перевел взгляд на Тави. Тот все это время молчал, дыша тяжело, но ровно. Его глаза были закрыты.
– Джаванна, Тави, – негромко окликнул Хинта.
– Джаванна. Мне совсем плохо. Но вы говорите. Я все слушаю, только отвечать не буду...
– У него было осложнение на сердце, – объяснил Ивара, – из-за этого его снова рвет.
Только теперь Хинта заметил, что под пижамой Тави моргает светлыми полосками жилетка кардиомонитора – однажды он видел такую штуку на своей матери.
– Это опасно? – встревожился он.
– Мне сказали, что с такой тяжестью отравления, как у нас – когда не повреждены легкие – в этой больнице еще никто не умирал.
Хинта вспомнил свои чувства вчера – тогда ему было обидно, что ему как будто хуже всех, что он дольше пропадает в бессознательном состоянии. Теперь, всматриваясь в огонек на груди Тави, он устыдился. Учитель, между тем, доедал свою кашу. Он ненадолго застывал всякий раз, когда его ложка снова оказывалась полна, затем набирался храбрости и, зажмурившись, отправлял ее в рот. Это выглядело бы комично, если бы на лице Ивары не отражалось такого искреннего страдания.
– Зачем ты пытаешься есть? – спросил Хинта.
– Не хочу, чтобы борьба прекращалась. А это единственное, что я могу сейчас сделать вопреки...
– ...болезни?
– Вообще вопреки. Вопреки всему. Вопреки судьбе и ее обстоятельствам. И да, вопреки болезни – потому что болезнь сейчас главное наше обстоятельство.
– Ты и вчера говорил о судьбе. У тебя к ней какое-то особое отношение?
– А у тебя?
Хинта прищурился.
– Никакого. Но похоже, она является чем-то слегка загадочным. Она вроде бы есть у всех. Но обычные люди о своей судьбе не говорят, потому что она кажется обычной и предсказуемой. Это слово чаще слышишь в героических ламах... Тави выразил бы лучше.
– Ты совсем неплохо это выразил. – Ивара сумел осилить еще ложку, тяжело вздохнул и мягко оттолкнул от себя поднос. Робокоридорный понял жест и с удовлетворенным мелодичным звуком поехал прочь. – А почему ты решил, что я отношусь к судьбе как-то иначе?
– Ты говоришь о судьбе как о вещи, или даже как о другом человеке. Как будто с ней можно что-то сделать. Как будто она – не ты. И как будто она враждебна.