Хинта посмотрел на брата, на его маленькое лицо – такое бледное в солнечном свете, такое мертвенно-застывшее.
– Да, я...
– А ведь это все на что-то похоже, верно? – сказал Тави. – Похоже на того первого Аджелика Рахна, который читал эмоции больного мальчика. Твой брат, Хинта, он сразу и как тот мальчик, и как тот механический человечек. Он больной мальчик, но сам почти не может говорить, и вместо обычных форм общения словно напрямую читает эмоции других людей. Я тоже очень хорошо вспомнил сейчас тот день, но не ламрайм, а момент еще раньше, когда мы шли мимо придурков, играющих в футбэг, и Круна стал орать оскорбления. У Ашайты ведь глухой скафандр, да? Он, в отличие от нас, не слышал, что кричит Круна. Но он так расстроился, как будто до него дошло каждое слово. И наверное, таких моментов было еще много.
– Я даже не подумал об этом тогда.
– Вот мы вместе и нашли полный ответ, – подытожил Ивара. – Кто в Шарту, кроме Ашайты, мог бы услышать мысли ковчега?
– Другие больные дети? – предположил Хинта. – Ведь есть еще пара таких, как он, рожденных от отравленных матерей. Хотя, кажется, они совсем другого возраста.
– Интересная гипотеза. Надо проверить, попали ли они в больницу в тот же день и час. Но я бы совершенно не удивился, если бы Ашайта был уникальным. Все больные похожи, если противопоставлять их здоровым. Но между собой все они разные. А ваша связь объясняет, почему видение от Ашайты ушло только тебе, а не твоим родителям или вашему соседу, который тоже там был. Удовлетворен?
– Потрясен, – честно ответил Хинта. – Хотел бы я знать, как работает телепатия, если это она.
– Я не специалист в этой области, но на этот счет есть теории. Все они касаются искусственных мутаций и принудительной ассимиляции пакета генов келп-тла.
– Что это? – спросил Тави.
– Почти легенда, но не из тех, которые интересно рассказывать детям на ночь, а из тех, которые бродят в научной среде. Суть ее в том, что человечество в Золотой Век создало специальный набор искусственных вирусов, которыми заражали космонавтов. Эти вирусы поражали все клетки тела до единой и добавляли в них тот самый пакет генов келп-тла. Это делало людей более устойчивыми к радиации, к нарушению режима дня, к долгой жизни в условиях микрогравитации, а так же к целому ряду других проблем, с которыми сталкивались космонавты. Золотой Век кончился, но пакет генов уцелел и лежал в лабораториях. После катастрофы какие-то ученые специально устроили пандемию келп-тла. Вирус убил часть выживших, зато укрепил здоровье всех остальных. К сожалению, при этом генетический облик человечества необратимо изменился. В частности, как считают некоторые, именно из-за келп-тла погибли все последние чистокровные представители негроидной расы.
– И там был ген телепатии? – спросил Хинта.
– Ну, как видишь, мы не читаем мысли друг друга. Но есть мечтатели – я говорю это с уважением – есть мечтатели среди генетиков, которые верят в то, что модификаций келп-тла было значительно больше, чем те, о которых мы знаем, и что у людей Золотого Века был фактически готовый рецепт для создания сверхчеловечества. Они верят в это примерно так же, как я верю в Аджелика Рахна и в ковчег.
– Как же много ты знаешь, – прошептал Тави.
– Ты даже не представляешь, сколько я забыл, – весело отозвался Ивара. – Ну что, Хинта, теперь твоя очередь. Дай ответ на свой же четвертый вопрос. Удиви нас гипотезой о том, кто в Шарту может что-то знать об исчезновении моих друзей.
– Фирхайф, – сказал Хинта.
– Фирхайф, – повторил Ивара. – Ты говорил раньше, что это единственный взрослый, с которым вам с Тави удалось подружиться до меня.
– Ну, это не совсем справедливо, – возразил Тави. – Это Хинта знает его с детства, а я так... В основном я с ним встречаюсь, когда Хинта рядом. Он отличный старик и один из лучших людей, кого я знаю, но я бы не назвал его своим другом в том смысле, в каком дружим мы втроем.
– Ладно, – согласился Хинта, – буду говорить за себя. Для меня он друг. Он машинист тихоходного поезда. А это значит, что он и его помощники – единственные из жителей поселка, кто каждый день поднимается над Экватором. Над Экватором ведь ничего нет – он сверху ровный, как отличная дорога. Я бы удивился, если бы Фирхайф не заметил тогда лагерь, который стоял в нескольких километрах от него.
– Интересно, – сказал Ивара.