Хинта узнал этот свет – его они с Ашайтой видели в своей общей галлюцинации, и он же был на окраинах Шарту, в пугающей трещине, над которой люди Киртасы теперь строили саркофаг. Река светящегося камня надвое разделяла собою дно бухты. Мертвенное сияние уходило вдаль и вниз, под уклон, в сторону от берега, на такую глубину, куда уже не проникали лучи солнечного света. У выхода из бухты светящийся след мерк – его заслоняла толща воды – но казалось, что он разливается далеко за пределы видимости, заполняя собой все впадины и расселины морского дна.
Удерживаться под водой больше не удавалось. Тави перекатился через Хинту, и следующая волна отбросила их друг от друга, а легкие скафандры снова вытолкнули на поверхность.
– Ну?
– Что это?
– А на что это, по-твоему, похоже?
– На нашу цель. На то место, ради которого здесь были друзья Ивары. – Они снова столкнулись в воде, и Хинта схватил друга за плечи. – Где они нашли Аджелика Рахна. Это может быть сам ковчег! Да, да, да, это может быть он. Его борт. Мы нашли его. Ты нашел его.
– Если это и он, то он разрушен. Поэтому я уповаю, чтобы это был не он.
– Что?
– Это так странно. Хинта, помнишь, Ивара в самом начале рассказал нам ту, первую легенду – легенду о ковчеге? Все это время она была главным. Но мы о ней почти не вспоминали. Мы говорили о мире, о каких-то других делах, о механическом народце – о чем угодно, а ведь все эти вещи обретали смысл лишь вокруг ковчега. Аджелика Рахна интересен и сам по себе, да. Но спасение человечества – вот с чего все началось! В Дадра Ивара поверил, что все мы можем жить иначе, что есть надежда. За эту надежду умерли его друзья – лучшие из людей. И если там только руины, то все это зря. – Тави встряхнул его. Только сейчас Хинта осознал, что видит в его глазах и слышит в голосе почти невозможную смесь радости и отчаяния. – Теперь ты понимаешь?
– Помнишь историю Риси Анигры?
Тави отпустил его плечи.
– Теперь ты понимаешь.
Риси Анигра был героем Джидана. Лам про него вышел из проката еще несколько лет назад. Хинта смотрел его только ради компании Тави, и теперь он сам удивился, что вспомнил именно эту вещь. Риси застал самый конец войны. Он защищал осажденный Диджайнидис. Когда положение города еще казалось довольно надежным, Риси с диверсионным отрядом ушел в долгую вылазку. Они потратили несколько дней, чтобы оказаться в самом сердце наступающей притакской армии, а потом устроили там хаос: похоронили подо льдом несколько десятков осадных машин, обрушили тоннели, захватили в плен восемь вражеских генералов и четырнадцать ведущих инженеров. Возвращаясь домой, Риси верил, что своими действиями прорвал кольцо вокруг Диджайнидиса, а возможно, переломил сам ход войны. Однако на месте родного города он нашел лишь ледовую воронку с кипящим ядовитым озером на дне – это Лимпа атаковала джиданцев с другой стороны. На берегу мертвого озера Риси и члены его отряда передали свое оружие в руки своих пленников – сдались сами и без единого выстрела.
– Это были тридцать дней безумной надежды, – сказал Риси, – самый долгий, самый трудный путь, и все – ради смерти и пустоты.
Один из притакских генералов расстрелял его прямо там. Хинта невзлюбил эту историю за ее безысходность. Но теперь она отлично иллюстрировала ситуацию с ковчегом.
– Самый долгий, самый трудный путь ради ничтожного финала. И много героических смертей ради уже несуществующей вещи. Мы опоздали на одно землетрясение?
– Я думаю об Иваре... Что он скажет? Ведь только он знает этому цену.
Некоторое время они молчали; на их общей частоте остался лишь ровный шум помех. Хинта лежал на воде, лицом вниз, широко раскинув руки, будто обнимая океан. Дно он почти не мог рассмотреть, но теперь, когда он знал, какое оно, ему было легче угадывать его далекие очертания. Волны поднимали и опускали его, вверх и вниз – бесконечные качели.
– Не как в прошлый раз, да? – спросил он.
– Что именно?