После ванны, вместе со своей свитой, иду в свои покои, где облачаюсь во все чёрное. На бедро вещаю меч, на спину колчан со стрелами и лук. Дэниэль надевает мне на шею ожерелье из человеческих костей и черепов.
— Как я выгляжу? — со смешком спрашиваю я.
— Вы прекрасны, как и всегда, — Алекс склоняет голову в лёгком поклоне.
— Благодарю. Пора малышке Стилл и правосудию в моем лице навестить Джонсона, — рычу я и смотрю на входящих в комнату Шарлиз и Иствуда. Клинт так же, как и я, одет в черное. На Шарлиз блестящее вечернее платье и идеальная прическа.
— Светлые не должны знать о нас, — шепчет Иствуд, которого я допускаю к руке.
— Они не узнают. Мы сделаем все быстро и чётко, — мурлычу я и смотрю на своих слуг.
Они такие же людоеды и монстры, как и я, их преданность безгранична, и они готовы отдать жизнь за меня. Но надеюсь, что этого не случится ещё долгие годы.
Телепартируемся в бедный район Нью-Йорка. Всюду грязь, пахнет сигаретами и чем-то трупным. Невольно содрогаюсь, при мысли, что тут проходило детство Анастейши. Твердым шагом веду своих слуг за собой и вижу лишь разруху.
Страх и упадок. Тёмная сторона Нью-Йорка бывает отталкивающей, я всегда знал об этом. Нужно побыстрее найти Джонсона и совершить правосудие над этим выблядком. А потом насладится его мясом с кровью. Облизываюсь и представляю лицо этого урода, когда он увидит нас в своем доме. Принюхиваюсь к воздуху и оборачиваюсь к своей свите.
— Мы почти рядом, друзья мои. Скоро мы вволю поедим плоти Джонсона, — торжественно говорю я и слышу их дружное рычание.
И вот мы наконец у его дома. Заклинанием открываю входную дверь, и мы неслышно, как тени, входим внутрь и поднимаемся на верх. С каждым шагом во мне разгорается ненависть к Джонсону и его образу жизни. Как можно вести себя с детьми? Ладно, Ана была его не родной дочерью, но та девочка в Боулинге… Она же такая крошка… Если она жива, я попытаюсь быстро и безболезненно убить её и отдать Клинту на десерт.
Или… Можно отдать её какой-нибудь семье бездетных людоедов на воспитание. Мы в конце концов не лишены человечности и порой принимаем жертв в свое племя. Но это бывает очень редко, и чаще мы в сласть мучаем их перед тем, как съесть.
Со всеми этими мыслями я не заметил, как мы оказались у нужной двери, и Шарлиз открывает её с помощью отмычки.
— Ну и беспорядок, — говорю я, войдя внутрь.
Везде валяется перевернутая мебель, на стенах висят куски обоев, в кое-каких местах отсутствует линолеум. В ковре видны несколько дыр от сигарет.
— Ищите его везде, — говорю я, и слуги расходятся по комнатам.
Я же направляюсь на кухню, где и нахожу Джонсона. Он совершенно пьяный спит за столом. В одной руке сигарета. В другой бутылка бурбона. Вуди внезапно поднимает голову и смотрит на меня. На миг в его глазах появляется шок, а затем испуг. Видно, что хмель быстро оставил его.
— Кто вы? Пошли вон из моей квартиры! — орёт он и встает, пошатываясь на нетвердых ногах.
Кровожадно улыбаюсь и достаю лук и стрелы. Запускаю одну из стрел в плечо Вуди. Он издает душераздирающий вопль и падает на пол. Неспешно подхожу к нему и сжимаю горло.
— Отпустите, я ни в чём не виноват, — вижу на его крысином лице страх и недопонимание.
— Да, что ты? Кто сделал Элизабет Мэлоун шлюхой? Кто заставил её подсесть на наркотики? Кто тушил сигареты о тельце её дочери? Это был, ты, урод, — срываю с него одежду и вонзаю свои зубы в его грудь, откусывая огромный кусок мяса от него.
Джонсон кричит и пытается сопротивляться мне, но в этот момент на кухне возникает Джош и с садистским удовольствием вонзает свой нож в руку сутенёра.
— Пощадите, пощадите меня, — визжит этот урод, понимая мои планы на его жалкое существование.
— Пощадить? Нет, дружок, мы не щадим никого, мы людоеды, и ты очень удачно подвернулся нашему клану под руку накануне Нового года, — смеюсь я и снова откусываю от него кусок мяса.
Ко мне присоединяются остальные члены свиты и мы начинаем есть его живьем. Его крики — музыка для ушей. Я с наслаждением пожираю его, мстя за искалеченную жизнь Анастейши. Да и мои слуги не отстают от меня. Джош пьет кровь из руки, Иствуд отрезает куски мяса от бедра, Алекс и Шарлиз поедают ноги. Давно, давно мы не ели людей живыми. Очень давно я не получал такого удовольствия от трапезы… Наконец, я сжалился над Джонсоном и перегрызаю ему горло. Свита поддерживает меня дружными криками восхищения и я размазываю кровь Вуди по лицу и шее, мурлыча от удовольствия.
— Папа? — внезапно слышим мы тоненький голосок. Лейла, девочка из Боулинга, боязливо смотрит на нас, сжимая в руке плюшевого мишку….