— Эй, пацан, ты как? — останавливаясь, спросила я. Но заметила, что у того выпало из серой толстовки пачка сарделек. Парнишка зло зыркнул на меня черными глазищами, и быстро отфутболил ногой сардельки под стеллаж.
— Смотрите, куда прёте, — прошипел мальчик, быстро идя от меня, перехватывая большой коричневый потрепанный рюкзак. Ну ничего себе, милый ребенок!
Не знаю почему, но продолжая набирать в тележку еду, я всё время думала о грубоватом мальчишке. Расплатившись на кассе, я перехватив пакеты вышла на улице. Мой недавний знакомый сидел недалеко на скамейке и что-то писал в тетрадке. Я невольно заметила, какой мальчик худенький, а темные круги залегли на бледном лице, под глазами. А одет он был даже хуже меня. То есть мой стиль был — бомж на выходе, а у него просто — бомж выживающий. Темно-серая толстовка явно была не для его возраста и висела бесформенным мешком, темные, в грязевых разводах джинсы, местами были порваны, а одной из джинсовых кед отлипла подошва и причудливо торчала.
Чёрт! Чёрт! Чёрт! Я точно об этом ещё пожалею!
— Дай угадаю, ты талантливый художник, в бегах? — ехидно спросила я, заваливаясь рядом.
Мальчик смерил меня едким взглядом, и ядовито ответил:
— Дай угадаю, вы хотите мне прочитать лекцию о том, что нельзя воровать, прежде, чем не отправили меня на тот свет, да?
Кажется теперь я представляю как выглядит дитё агрессивного гуся и гиены.
— Я что похожа на фанатичного психанутого священника? — возмутилась я.
— Да вы просто похожи на психанутую, — парировал пацан, убирая тетрадь в рюкзак и собираясь уйти.
— Тоже самое могу сказать и о тебе, раз ты собираешься ночевать на улице, — усмехнулась я. Мальчик сердито насупился. — Где живут твои родители?
— А они меня кинули ещё при рождение, решив, что молодость у них ещё не прошла, чтобы подтирать за мной, а наплодить личинок у них ещё будет время, — грубо сказал мальчик. Лексикон у него конечно отпадный… ну то есть упасть можно.
— Везунчик, — улыбнулась я, поняв, что мальчик безумно независимый. — Меня тоже наконец все кинули. Так, где ты живёшь?
— У меня здесь тетя живёт, — важно ответил мальчик.
— Так пойдём, я отведу тебя к ней, — предложила я.
На секунду на хмуром детском личике появилась грусть.
— Я не знаю, где она живёт.
— В смысле?
— Пара, которая меня усыновила шесть лет назад, погибла в авиакатастрофе полгода назад, меня снова хотели сдать в детдом, но за месяц до гибели моих приёмных родителей, я нашёл документ об усыновление, где сказано, что в случае чего меня должны передать моему следующему опекуну, которого указала моя биологическая мать…
— То есть твоей тёте? — уточнила я, стараясь не запутаться.
— Ага.
— И ты полгода снуешься, ища свою тётю? И как тебя не поймали ещё?
— У меня есть парочка приёмов, — хихикнул мальчик, слегка ежась, когда подул прохладный ветерок.
— Пойдём, я не позволю тебе ночевать на улице, — сказала я, хватая пакеты.
— А никуда я не пойду с тобой, ибо ты сдашь меня службе опеки! — заявил мальчик, сложив руки на груди. — И вообще, не надо меня жалеть и без одолжений обойдусь.
— Мальчик, если я скажу, что здесь бродят упыри, которые высосут из тебя всю кровь, то не думаю, что ты будешь так категоричен, — мрачно сказала я. — И моё предложение единичное, ибо я не чёртова Мать Тереза. — Развернувшись, я пошла от скамейки, но через минуту услышала громкий топот и слегка тяжеловатое дыхание.
— Киран, — выдохнул мальчик.
— Что? — не много не поняла я.
— Не тупи, а? Меня зовут Киран, а не «мальчик», — съязвил пацан. А характер у мальца-то убойный… в смысле будет получать ещё, когда подрастёт.
— Окей. А фамилия, Киран, у тебя есть?
— Эта информация — не для твоих ушлых ушей, психанутая, — заявил мальчик.
— Корделия, а не «психанутая», — зло прошипела я.
— Вообще-то я понял, я же не ты, — гаденько хихикнул Киран.
— Тебя уже можно вернуть обратно на скамейку? — невинно осведомилась я.
— Не, я уже решил, что помучаю тебя, ведь ты чуть не убила меня сегодня, — тут же не преминул напомнить эта белобрысая зараза.