Интересно, что в собственном внутреннем пространстве Северус ощущал (и даже видел) себя тем, кем и был — взрослым мужчиной, с соответствующими телом и разумом. И магическим уровнем, разумеется.
Так началась его «внутренняя жизнь», текущая параллельно реальной, и Снейп решил, что уж в ней он не без удовольствия нарушит все устоявшиеся каноны. Хотя бы просто потому, что они ему надоели. Он задумался и сконфигурировал под ноги огромный шикарный ковер нежно-молочного цвета, а под себя — большое темно-вишневое кожаное кресло. В библиотеке сразу стало светлей и уютнее. Мужчина с удовольствием сел и задумался.
Вспоминая прошлый образ матери, Северус отлично понимал, что теперь рядом с ним во многом другая женщина. Неприспособленная, неумелая в быту и необщительная Эйлин не стала моментально хорошей хозяйкой, но первое, что удалось изменить, — ее общительность.
Еще в роддоме он почувствовал, как ей приятно, когда другие восхищаются ее ребенком. Дома ей этого не хватало, и она стала чаще и подолгу гулять с малышом, неосознанно ища новых контактов.
Однажды она нашла детскую площадку с удобными скамеечками, небольшими крытыми верандами и редкой для этих мест зеленой зоной. На верандах всегда можно было спрятаться от мокрого снега, дождя и ветра промозглой английской зимы, было сухо, чисто, а главное, были другие такие же мамочки с детьми. Они радостно отвечали на все вопросы, обменивались рецептами и сплетнями и с наслаждением говорили о своих малышах. Эйлин впервые попала, можно сказать, в женский клуб, и ей было интересно. А то, что она гордилась своим ребенком, помогало ей понять и других женщин, так же гордящихся своими детьми. Все же законченной дурой и эгоисткой она не была…
Постепенно образовывались и более глубокие связи. В обновленном доме уже можно было принимать гостей, кого попроще (хотя в этом районе других-то и не было). Ответные любезности и предложения не заставили себя ждать, и женщина радостно окунулась в новый для себя мир, где, к своему удивлению, оказалась вовсе не одинокой. Общих проблем было море: от подгузников и детского питания до режима и режущихся зубок, от детей до мужей, от отношений с родственниками до бытовых неурядиц.
Зубки, кстати, числились чуть ли не главным врагом тех, кто кормил грудью. Услышав об этом, Эйлин была крайне удивлена, и ее реакция не осталась незамеченной…
Однажды во время чайных посиделок с подругами, смущаясь и краснея в ответ на расспросы, молодая мать поведала о том, какие удивительно приятные ощущения она испытывает, когда кормит сына, хотя у него уже прорезались верхние и нижние пары зубиков. Женщины были заинтригованы. Наконец, самая смелая решилась спросить, когда у них кормление и… нельзя ли… тоже попробовать… Тут уже покраснели все, но женское любопытство есть женское любопытство, в любой стране и любой культуре. А «бедный ребенок», мысленно иронически хмыкая, перемножал в уме трехзначные числа.
«М-м-м… Да-да, и ням-ням. И еще раз м-м-м…»
Кормящая грудь не бывает некрасивой…
Эксперимент все же состоялся, и Северус принял в нем самое активное участие. Кроме того, кушать-то хотелось! Столько обнаженных грудей, предоставленных в его пользование… Он отфыркивался молоком на этот театр абсурда, внутренне давясь от смеха, но словно вселившийся в него бесенок заставлял его проделывать все те не такие уж сложные движения языком, а иногда чуть прикусывать, но именно только чуть, когда чувствовал ответ. А он… о да, он чувствовал…
Наконец, его отдали матери, и он получил возможность успокоиться хотя бы в привычном и родном. Когда он поел, сыто рыгнул и, бережно поддерживаемый матерью, уселся у нее на коленках, то обнаружил, что они окружены шестью изрядно разрумянившимися и… несколько возбужденными дамами.
— Ты была права… Он так это делает…
— О, да…
— Ой, у него глазки стали больше!
— Какой он у тебя славный, Эйлин…
— Эйлин… как ты думаешь, кем он вырастет?
Больше сдерживаться Северус не мог и просто зашелся первым в своей жизни смехом. За что немедленно был заласкан и зацелован так, что у бедняги голова пошла кругом и он закатил глаза. О, если бы он мог говорить…