Показалось, что в кухне сейчас душно, и Себастьян подошёл к окну, чтобы распахнуть его и впустить немного свежего воздуха. Рама никак не поддавалась, а потом распахнулась слишком резко, и ветер с запахом сырых листьев ворвался в кухню. Себастьян перенес стакан и бутылку с виски на широкий подоконник и устроился на нём, вглядываясь в ночь.
Пока сверху не зазвучала шероховатая мелодия и не раздался детский смех.
Топот маленьких ножек, быстрые шаги.
Себастьян прищурился и посмотрел на потолок сквозь дым сигареты, словно тот мог утихомирить эти звуки, но, конечно, не смог. Музыка нарастала и становилась оглушительнее, наполняя собой стены и перекрытия, становясь плесенью и отравой дома и его обитателей.
Так казалось ему самому.
Себастьян отставил стакан с виски и слез с подоконника — ему хотелось проверить, как Мируна наверху.
В гостиной мерцали свечи, и их такие разные запахи смешивались в удушливый густой аромат, и даже электрический свет казался лишним, пока не моргнул несколько раз и не погас совсем.
С тихими ругательствами Себастьян вынул телефон из кармана брюк и подсветил комнату, тут же вздрогнув — в мерцании свечей темнел силуэт.
— Папа, почему ты не веришь в меня?
Тонкий голосок буквально сбил, впился всеми воспоминаниями, и Себастьян шарил фонариком по силуэту, но любой свет будто бы обтекал его, не давая увидеть целиком.
Мёртвые остаются мёртвыми.
А призраков не существует. Он просто слишком часто вспоминал Делию в последние дни, к тому же, вся эта нездоровая атмосфера дома. Себастьян вздохнул и загасил фонарь, отвернулся в сторону. Закрыть глаза. Представить семь огней, которые выводят из снов и видений, от призраков и всей чертовщины, как говорила Анка.
Шаги приблизились, казалось, ледяное дыхание коснулось кожи.
Не открывать глаза. Видеть огни.
— Папа…. — голос истлел и истаял.
Себастьян понял, что взмок с головы до ног, на рубашке расползлось противное пятно от пота, а кожа покрылась мурашками. Вот только вокруг были лишь свечи и блики, запах яблок с корицей и подтекший воск.
Когда он вошёл в комнату, Мируна уже собрала свою небольшую сумку и улыбнулась при его виде.
— Всё готово. Я встану завтра пораньше и сварю в дорогу кофе. Кстати, вот, я нашла адрес медиума.
— Отлично, — ему показалось, голос не его, слишком хриплый и низкий. — Нам точно надо уехать. Этот дом сводит с ума.
— Что ты видел? Там, внизу, что ты видел?
— Воображение разыгралось.
Мируна села на край кровати и покачала головой, в её взгляде сквозил упрек.
— Признайся хоть самому себе. Неужели это так сложно — поверить в собственную дочь?
Себастьян не хотел причинять боль Мируне, как бы ему самому ни было тяжело. Весь его мир за последние дни превратился в бесконечную панихиду по мертвецам, которые уже похоронены и зарыты. Их тела — в гробах, через стены которых медленно сыпется земля, как песчинки в часах, вместо времени — тишина и копошение червей.
От этих мыслей мир расплылся, и Себастьян отвёл взгляд.
— Сложно поверить, что она теперь живёт здесь. Бен видел её и в Бухаресте.
— Куда ты?
— Покурить. Ложись без меня, ладно? Я не смогу сейчас уснуть.
— Только не ходи в поля. У меня дурное предчувствие, что их дорожки могут завести слишком далеко.