Но вместо этого Цзян Чэн услышал крики. Он побежал в сторону Пионовой беседки, и не увидел ничего, кроме огня и разрушения. Огонь, несмотря на известную в Юньмэн Цзян сырость, быстро схватил дерево. Комья земли и камни летали как снаряды. Люди кричали, затем хрипели, затем замолкали.
Тут Цзян Чэн увидел размозженную голову слуги, у которого вытек глаз. Цзян Чэн закрыл
руками рот и попятился.
— Мама… — растерянно проговорил Цзян Чэн, — Папа…
Крики уже раздавались как будто со всех сторон. И грохот, и вонь.
Небо то ли посерело, то ли почернело.
И тогда Цзян Чэн увидел Вэй Усяня. Лицо его словно смыло — лишь покрасневшие глаза выдавали силу его безумия. Вэй Усянь шел вперед и разрушал все, что попадалось под руку. Убивал всех, кто попадался под руку. Кто-то из слуг ринулся к нему с мечом, но Вэй Усянь шевельнул лишь одним пальцем, и шея слуги изогнулась под невероятным углом и треснула.
— Вэй Ин… — произнес Цзян Чэн, делая шаг.
Вэй Усянь прошел мимо, словно не заметил его.
Цзян Чэн повернул голову туда, откуда Вэй Усянь пришел. И увидел две фигуры в фиолетовом, что распластались среди огней пожара. Дым заволакивал пейзаж, но кольцо на пальце матери ярко блестело. Цзян Чэн подбежал к телу матери, проверил пульс, снял кольцо.
Он все понял.
Ближайшая комната была как раз главным залом, а оружейная находилась далеко. Цзян Чэн ворвался внутрь и схватил со стала два ножа. Краем разума он подумал, что бить ими будет сложно, но если нанести такими ножами раны, то они будут болезненны.
Он не собирался убивать Вэй Усяня. Он собирался его остановить.
Вэй Усянь шел вперед как молния, как комета, как чудовищный поезд. Он что-то шептал себе под нос, но Цзян Чэн не слышал, что именно. Он догнал брата, и всадил ему под ключицу нож. Другой — всадил под другую ключицу. Вэй Усянь пошатнулся.
— Что же ты меня не отшвырнул, как других? — спросил Цзян Чэн, вытаскивая ножи. Вэй Усянь упал на колени. Цзян Чэн всадил нож ему в живот. Другой — под солнечное сплетение.
— Говори! — заорал он, — Почему ты не убил меня! Я прошел мимо тебя!
На губах Вэй Усяня выступила кровь, и он слегка кашлянул. Он снова что-то тихо пробормотал.
— Что? Не слышу! — Цзян Чэн наклонился, всаживая нож в грудь Вэй Усяня. Цзян Чэн весь вспотел, и то ли пот, то ли слезы, то ли дым от пожара — невыносимо резал глаза. Цзян Чэн хрипел. Он по плечи перемазался кровью Вэй Усяня.
Цзян Чэн перевернул Вэй Усяня на живот и несколько раз всадил в него ножи.
— Я чудовище… — проговорил Вэй Усянь. И изо рта его запузырилась кровь.
— Что же ты, сволочь такая, наделал… — заревел Цзян Чэн и вытащил ножи, — Почему… За что… Что же ты… Вэй Ин… Скажи мне, почему…
Цзян Чэн смахнул слезы окровавленной рукой. И кровь Вэй Усяня осталась у него на лице. Он отнял ладонь от лица и взглянул на кровь на своих руках.
— А-а-а-а-а… — проговорил он и замер.
Где-то кричали люди. Люди тушили пожар. А он убивал брата.
— У меня сегодня день рождения, — проговорил Цзян Чэн без эмоций.
— Цзян Чэн! — раздался плачущий девичий голос у него за спиной.
Цзян Чэн повернул голову и увидел сестру.
— Уходи, — проговорил он одними губами и взял в руку нож.
— Цзян Чэн, не надо! Пожалуйста!
Руки сестры схватили его и потянули назад, Цзян Чэн оттолкнул сестру, но она вцепилась крепко.
— Цзян Чэн, не надо! Что ты делаешь! Цзян Чэн, пожалуйста!
Вэй Усянь захрипел. Цзян Чэн поднял нож. Вэй Усянь медленно заскреб пальцами.
Следующее, что Цзян Чэн помнил, это удар. Он поднял голову, уши заложило, все было совершенно тихо, вдобавок в замедленном воспроизведении, но с режущим «ззззз». Цзян Чэн повернул голову и увидел сестру, лежащую без сознания. Она лежала, неестественно вывернув ноги. Из-под ее юбки натекла лужа крови.
К телу Вэй Усяня быстро приближался Лань Ванцзи, как обычно, весь в белом, ни капли не попало. Он читал нараспев с какого-то свитка, но Цзян Чэн не слышал слов. Вэй Усяня подняло вверх, и заломило ему руки, затем распяло на воздухе. Кровь текла из Вэй Усяня тонкими ручейками.
К Цзян Чэну подошел Лань Сичень и взял Цзян Яньли на руки. Он что-то сказал Цзян Чэну, но Цзян Чэн не мог разобрать слов.
Пошел снег, быстрый, яростный, огромными колючими хлопьями.