Второй подопечной была девушка. Кармический долг не такой уж и большой, средненький, такой почти у каждого третьего. Но тут была другая проблема.
Дама мне попалась впечатлительная, тонко чувствующая. Каждую, даже небольшую беду, воспринимала как трагедию всей жизни. Сломался ноготь — это знак, весь день пойдёт наперекосяк. Парень не прислал сообщение с пожеланием спокойной ночи — он её больше не любит, у него есть другая. Родители не удовлетворили очередную хотелку — они её не любят, и вообще она им всегда только мешала. Последнее — правда, но только по моему мнению, а, по её мнению, она была самым несчастным человеком на этой земле. По факту — избалованной дурой.
Как итог всего этого — четыре попытки самоубийства. Родители правда знали только о двух, которые входили в её «норму» по несчастьям. Ещё две так и остались только в её чудной головке, потому что в первый раз все таблетки куда-то испарились, а второй раз в доме не нашлось ни одного подходящего лезвия. Счёты с жизнью ей удалось свести только в пятый раз. Упорная оказалась барышня. Шагнула с крыши двадцатиэтажки, мечтала о красивой смерти, но то, что от неё осталось… В общем, о красоте там речи и иди не могло.
За ней пришёл всё тот же жнец. Рыжий с острой ухмылкой.
— Не везёт тебе, ангел, — сказал он тогда. Это могло прозвучать, как издёвка, но прозвучало сочувствующе.
У того жнеца были алые глаза, как и у всех из его рода, но они вовсе не смеялись. В отличие от улыбки они были полны грусти. Жнец ухмылялся и скорбел одновременно, и вскоре я понял, что копирую это его выражение. Хотелось смеяться и плакать.
Моя подопечная была идиоткой. Но я всё равно её любил.
Того жнеца звали Квелм. Странное имя, как по мне, но, может, для жнецов оно самое обычное. В тот день мы с ним напились. Я с горя, он — за компанию. Я напивался первый раз в жизни, ведь я же ангел, мне не положено. Мне вообще много чего не положено. Так что, наплевав на все запреты разом, я напился так сильно, что думал на утро и помру. И я бы действительно помер, если бы не Солярия, отпоившая меня одной ей ведомо чем. То, как я добрался до Солярии, между прочим, до сих пор остаётся для меня вопросом.
Может, сейчас стоило проделать тот же номер? В смысле не помереть, а напиться. В принципе, выход, но так и алкоголиком не долго стать.
Ангел алкоголик. Звучит как анекдот, но смеяться отчего-то не хочется.
— Микаэль, — опять тихо зовёт меня Солярия. — Не убивайся ты так. Может, это её судьба. Ну… ведьмой быть.
— Да, однозначно. Девочке, которая забирает себе чужие болезни, только ведьмой и быть, — отвечаю я, вкладывая в слова убойную доза сарказма. Он ангелам тоже не положен, кстати.
А она действительно забирает чужие болезни и раны, потому что у неё они, видите ли, быстрее проходят. Вот и ходит вечно простуженная или исцарапанная. Ну и я заодно, ко мне часть этих чужих болячек почему-то тоже липнет. Ангел с насморком и раскалывающейся от температуры головой позлее любого демона будет. Гарантирую.
— Ну должен же быть какой-то выход. Может, ещё раз написать в совет? — голос Солярии уже совсем несчастный. Зря я её своими проблемами гружу.
— Ещё раз? Четвёртый? — спрашиваю даже без сарказма, на него не осталось сил. Рука Солярии медленно гладит меня по голове, успокаивает. — Для них все ведьмы злые. Это аксиома. Доказательств не требует, исключений не терпит.
По-моему, так ангелы должны быть более внимательными, сострадающими и, ну не знаю, добрыми. Но для совета архангелов нормы, придуманные ещё в стародавние времена, и есть высшая добродетель. Чтоб им всем провалиться вместе с их нормами! Хоть в честь праздника могли амнистию объявить или что-то вроде того, но нет!
С такими мыслями в рай мне явно дорога заказана. Да только нет его. Ни ада, ни рая. Есть только небесная канцелярия, вселенский механизм, древний, как сама вселенная, и бесконечное небо.