— Я знал, что у тебя красивое имя.
Ну, не идиот ли? Отворачиваю лицо. Слишком часто в детстве меня дразнили, чтобы сейчас спокойно слышать комплимент в адрес своего имени.
— Ты очень красивая, Микаэла. Словно радуга, после дождя. И нет в тебе серых оттенков. — Азирафаэль гладит меня по волосам.
Ну вот. Растрогал. В уголках глаз собираются слезы. Чувствую, что вот-вот расплачусь, но это не дают мне сделать, целуя щеки, губы, подбородок.
Азирафаэль впивается в мою шею и не успела я «ойкнуть», как твердая плоть ворвалась в мое лоно, выбив из лёгких воздух. Над ухом слышу тяжёлое возбужденное дыхание, горячее, рваное. Мужчина вновь целует меня как-то коротко, неровно, шепча комплименты: «красивая», «светлая», «исключительная» и другие не менее лестные эпитеты. Чтение книг приносят пользу. При этом руки крепко обхватили мои бедра. Танец начался сумасшедший, кто бы мог сказать, что не спортивный Азирафаэль, любитель сладкой выпечки, способен с такой страстью ублажать женщину? И я бы раньше не сказала. Не было медленной сладкой истомы, о нет. Он напоминал голодного зверя, дорвавшегося до куска мяса. Его ствол двигался во мне быстро, резко, не соблюдая какого-то определенного ритма. От такой страсти невозможно сдерживаться, я кричала, материлась. Настолько было хорошо. Стол скрипел и шатался — вот-вот сломается. С каждым новым толчком, я стонала громче, а мой хранитель только сильнее впивался в кожу пальцами, оставляя красные следы. Несколько тысяч лет воздержания никому на пользу не пойдет. Мужчина закрыл глаза, наслаждаясь новыми ощущениями, а я получала просто волшебное удовольствие. Местами казалось, что два крыла за его спиной помогают ему двигаться быстрее, подталкивая. Как будто веслами загребая воздух. Ещё и ещё, неумолимо, в конце ангел и вовсе сбросил тормоза, впившись в мою шею зубами, зажмурившись. Я притянула его ближе, цепляюсь ногтями в кожу головы, зарываясь пальцами в светлые волосы, оттягивая их.
Раз, два, три.
Я кричу, выгибаясь в его руках, закатив глаза, вытянув пальцы ног, как будто балерина на выступлении «Лебединое озеро». Оргазм волнами приносится по моему телу, заставляя стенки внутри сокращаться. Азирафаэль последовал за мной в Райское блаженство спустя пару толчков.
— Ох, бля, — хрипит мужчина, изливаясь внутрь, горячим семенем внутрь, наполняя, как сосуд.
Его тело дрожит, перышки шелестят, пробегаясь мурашками по коже. Кожа влажная и блестит в свете лампы.
Ангел поднимает на меня свой затуманенный взгляд. Немного взволнованный.
— Белые? — хрипит мужчина.
Заглядываю за спину. Крылья устало раскинулись по всей комнате, не двигаясь. Такие же белоснежные и чистые, как первый снег.
— Белые, — шепчу.
Азирафаэль улыбается и легко целует меня в висок.
— Я счастлив быть соблазненным тобой, — выдыхает книголюб положив голову на мое плечо.
***
Азирафаэлю нужно было съездить к другу, увидеться, и я буквально навязывалась пойти с ним. Как-то дерьмово у нас произошло знакомство с лучшим другом моего ангела. Надо налаживать контакт. Частью мозга осознавала, что Кроули лучше не видеть своего друга в сопровождении с красоткой. Ещё подумает, что издевается. У него там трагедия, женщину свою потерял. И тут мы. Но все же, Азирафаэль так за него беспокоится, что я не выдержу, если по возвращению домой ангел принесет с собой траурное настроение.
— Ты думаешь, стоит? — ангел смотрел на бутылку чачи, которую я откопала в закромах у мигрантов. Она досталась мне за искусную подделку шкатулки, которая имела дефект, поэтому когда-то клиенту не отдала, но выбросить не решилась.
— Не думаю, а знаю. Прежде, чем идти, расскажи мне об этой Селесте, и что вообще произошло?
Информация — это сокровище, а владея информацией, владеешь всем!
Азирафаэль снова смерил меня подозрительным взглядом, положив бутылку в мой рюкзак.
— Они познакомились достаточно давно. Насколько я понимаю. Кроули имел неосторожность развести грех так, что пострадало куда больше, чем он предполагал. Селеста оказалась лишь жертвой обстоятельств, в которых жизнь переплела их судьбу, да очень тесно. Селеста… она жертвенная и всепрощающая, и Кроули простила, спасла его, провернула все так, что теперь Кроули один. И он винит себя, потому что считает, что должен был уйти он.