— Северус, что это? — окликаю я ушедшего на пару шагов вперёд мага.
Офигеть, магия!
Судя по выражению лица остановившегося рядом Снейпа, в происходящем он понимает не сильно больше моего. Стена же совершенно спокойно заканчивает покрываться узорами и наконец оборачивается небольшой фигурно выкованной дверью.
— Даже не вздумай, — шипит мужчина раньше, чем я успеваю дёрнуться в сторону ручки.
— Если что, скажешь, что пытался остановить, но я не слушала, — улыбаюсь я, чуть щурясь от вдруг хлынувшего в окна яркого света луны.
Дверь поддаётся значительно легче, нежели я ожидала. Тихо скрипят петли, представляя моему взору достаточно большое плохо освещённое помещение. Делаю решительный шаг.
Стен не видно, находящийся в дальнем углу камин приятно потрескивает, пригревая. Подхожу ближе, рассматривая пузатые свечи на каменном выступе дымохода. Длинные восковые подтеки говорят о том, что горят эти свечи далеко не первый день. Перед камином на низких раскоряченных лапах стоят два глубоких кресла и столик.
— Это какая-то шутка? — раздаётся за спиной гневное шипение.
Провожу пальцами по тяжелому бархату. Вроде на галлюцинацию не похоже.
— Что это за место? — Оборачиваюсь через плечо на Снейпа. Мужчина выглядит так, словно только что разочаровался во всем мире.
— По всей видимости, Выручай-комната, — тихо бурчит Снейп. Мой взгляд падает на столик.
— И что она делает?
Ну-ка, ну-ка.
Поднимаю лежащую на ней первую книгу. На обложке виднеются когда-то позолоченные буквы.
— Время от времени появляется.
— А-а-а…— тяну неопределенно в ответ, переключив всё внимание на книгу. — Das wohltemperierte Klavier, — читаю себе под нос.
— Что это? — заглядывает мне через плечо Северус.
— Хорошо темперированный клавир Баха, а тут вот прелюдии Рахманинова, — отзываюсь я. — Тут разве есть инструмент?
Оглядевшись, в углу комнаты обнаруживаем задернутый чем-то отдаленно напоминающим персидский ковёр рояль. Немного возни, и на свет божий является камерный Бехштейн. На чёрном лакированном дереве танцуют блики свечей. Открываю крышку клавиатуры, водружая на пюпитр ноты Рахманинова.
Где тут моя любимая…
— Говорят, певцы не сильны в игре на фортепиано, — отрывает меня от поисков произведения облокотившийся на крышку рояля Северус.
Поджав губы, стягиваю мантию и закатываю рукава водолазки. Не отрывая взгляда от мужчины, ударяю по клавишам. Щас я ему покажу «не сильны в фортепиано». Нет, конечно, до пианистов мне действительно учиться и учиться, да и достаточно часто мне просто не хватает размера рук, и не всегда получается не мазать, но сейчас доказать этому змею свое фортепианное мастерство стало делом чести. И принципа.
Alla marcia, размеренное стаккато.
Бам.
В достаточно медленном темпе, по-рахманиновскому, начинаю прелюдию соль минор, при этом продолжая с прищуром гипнотизировать провокатора.
Секунд через тридцать Северус отлипает от рояля и располагается у меня за спиной, то ли чтобы не отвлекать, то ли чтобы побесить ещё больше.
Ой, надо было не выделываться и начать играть что-нибудь попроще. Если первый хроматический пассаж я ещё и могу воспроизвести играючи, то дальнейшее аллегро обещает принести мне много боли. И это я сейчас в буквальном смысле, когда я быстро играю, начинают сильно ныть связки в предплечьях.
Краем глаза замечаю, как Снейп присаживается на край кресла, пристально следя за моими движениями. Господи, лишь бы не налажать.
Рахманинов! Ну неужели не могла взяться за что-то попроще? Почему не Эйнауди какой-нибудь? Кусаю изнутри щеку, пытаясь унять волнение. Для себя. Я играю в первую очередь для себя. Ладно, зря, что ли, я за фоно почти двенадцать лет своей жизни провела?
Отрешиться от происходящего получается на удивление быстро, и дрожь от волнения сменяется тем самым, обожаемым мною спокойствием и наслаждением. Из нас, вокалистов, пианисты, конечно, так себе, но и я тут на высший класс не замахиваюсь. Рахманинов перетекает в Баха, потом в Равеля, и я прохожусь по всей программе за последние два года. Наконец, порядком выдохшись, с немеющими от боли и напряжения предплечьями я наконец удостаиваю победоносного взгляда своего немого слушателя.