Где-то между Славиком и Никиткой мелькнула вихрастая черноволосая голова, и Оля не смогла сдержать вздох облегчения. Наконец-то. Русский сегодня — последний, то есть, если одноклассник не слиняет раньше, они успеют поговорить после уроков.
Оле был нужен этот разговор. Потому что она чувствовала: что-то не так.
========== Часть 2 ==========
— Так, ладно, хватит за мной бегать. Что тебе нужно?
Женька развернулся, остановившись так резко, что Оля чуть в него не врезалась. Остановилась буквально в полушаге, опёрлась руками о собственные колени в попытке отдышаться. Ноги промокли: по пути ухитрилась наткнуться на глубокую осеннюю лужу. Волосы набились в рот. Пришлось ещё и от них отплёвываться.
— Я…
Она бежала за ним с самого выхода из школы: как только диктант закончился, Женька ужом вывернулся из толпы школьников, бредущих к выходу из класса, и устремился в сторону входных дверей, минуя раздевалку. Пришлось спешно переобуваться, хватать куртку в охапку и бежать за ним, одеваясь на ходу. Пятница всё-таки. В следующий раз увидятся (если увидятся!) только в понедельник, а это уже целых два дня.
Оля и так прождала слишком долго.
И вот наконец нагнала. На обшарпанной детской площадке: облупленная цветная краска на металлических снарядах, грязный, скрипящий под ногами песок и ни одного играющего ребёнка. Понятное дело! В такую погоду даже гиперактивные мелкие предпочтут дома сидеть. Конец октября, а холод собачий.
Женька вздохнул и опустился на ближайшие качели — большие, тяжёлые. Оля любила такие в детстве: разгоняются, как локомотив, и ты летишь на них, крепко держишься за металлические ручки, чтобы не сдуло, и слушаешь, как в ушах свистит ветер. Откуда они здесь? Ей казалось, такие давно уже посносили в угоду мелким и низким, для совсем уж малышей.
Чтобы взрослым кататься было неповадно.
Качели издали мерзкий скрип: Женька рассеянно оттолкнулся кроссовком от земли. На влажном буроватом песке под ногами осталась вмятина.
— Слушай, — устало произнёс он, — тебе не надоело? Сколько можно уже, сама не задолбалась?
Оля наконец перевела дух. Поправила криво надетую куртку и плюхнулась на скамейку по соседству. Скамейка ещё не просохла после недавнего дождя, так что джинсы моментально стали сырыми. Пофиг. До дома не так далеко.
— Жень… — выдохнула она, отплевавшись от волос, — ты… снова ведёшь себя как мудак, не находишь?
Одноклассник упрямо не смотрел в её сторону: стоило Оле выпрямиться и возмущённо уставиться на него, он тут же отвёл глаза.
— Снова что-то мутишь и не объясняешь, что, да? — добавила она, уже начиная закипать. В последнее время Женька откровенно бесил.
В тот день он обещал рассказать о чудовищах. О том, кто он такой и почему знает о них так много, намного больше, чем она сама, чем кто угодно ещё. «Сталкивался с таким уже», — обронил непонятно, расплывчато, уверив, что обязательно всё прояснит, когда они освободятся. И ведь выбрались, и Оля даже ничего не забыла, а он…
Впрочем, если бы дело было только в этом.
В последние дни она заметила кое-что ещё. Кое-что, о чём не хотелось говорить вслух.
— Если ты об обещании, — начал Женька, всё ещё не поворачиваясь лицом, — то всё я помню. Просто… блин, ну не сейчас, понимаешь?
— Нет. Не понимаю.
Оля и вправду не понимала. Всё закончилось. Нет нужды скрывать от невольной союзницы правду — и уж тем более так изворачиваться, убегать с уроков и даже с любимых олимпиадных занятий. К чему это всё? Что он скрывает?
— Блин… как тебе сказать, — Женька запустил в волосы пятерню, взлохматил и без того непослушные пряди. — Сейчас немного… не до того, а тут ещё и ты, так что… можешь забыть о том, что тогда случилось, хотя бы на время, а?
Оля нахмурилась. Так, нет уж. Ладно, фиг с ним, с обещанием, рассказать можно было бы и попозже — но что делать с другим, тревожным, который день не дающим покоя?
— Забыть-то могу… но где гарантия, что потом не станет поздно?
Качели снова скрипнули — и остановились, а Женька наконец-то повернулся к ней.