— Игнатенко, Фарафутдинов — контролируют коридор. Поляков — ко мне. Ноздрев и Бачило — держите комнату. А ты мудило, стой и не вздумай шевельнуться.
— А места-то знакомые, капитан? — насмешливо спросил Панюшин. Догадка пронзила мозг раскаленным шилом. — Это же ты посетил все контрольные точки, одну за другой? Вот почему двигаемся с конца — там ничего не было, так ведь?
— Заткнись…
— А бомж в резервуарах, небось, засланный? — не унимался Панюшин. — То-то он чересчур деятельным оказался!
— Глохни, сука — посоветовал Козулин. — Прикрой хавальник, пока я не сделал это сам.
Пятнышко тьмы дернулось, и размазалось, погружая комнату во мрак. Юрий медленно закрыл глаза, накрываясь темнотой, словно одеялом. Козулин не мог видеть его лица, а оставшиеся внутри лаборатории осназовцы не сразу сообразили, что к чему.
Сзади послышался шорох — к Панюшину медленно приближался командир спецотряда. Но это уже не имело никакого значения.
Во всяком случае, так думал Юрка, проваливаясь в темноту.
Какая-то часть его умерла. Большая часть. Оставшееся вряд ли могло претендовать на гордую привилегию быть человеком. Зато где-то там, не слишком глубоко, поселилась тьма. Хотя не совсем поселилась — просто заняла то самое, пустое место, что осталось после половинчатой, частичной смерти.
Не совсем равноценная замена, но такое случается — иногда жизнь старается обмануть, что уж тут поделать?
Еще было больно. Он метался на койке, пытаясь разорвать жгуты. Ногти процарапали дерматиновую обивку, из-под которой обильно лез порыжевший поролон. Пахло смертью — мочой, лекарствами и страхом.
— Так, первичную обработку шва я закончил, можете убирать его с глаз долой. И на будущее — постарайтесь сделать так, чтобы вот это больше не попадалось мне на глаза!
— Не будьте категоричны, док! Кто знает, будет ли оно, будущее. Тем более у нас с вами…
— Уж не намекаете ли вы…
— Именно намекаю, док!
Тишина.
— Хорошо, я понял. Забирайте его. Всего хорошего.
— До встречи.
— И не надейтесь…
Тишина. Затем шаги.
Щелчок выключателя. Свет.
— Выносите.
— С койкой?
— Мля…
— Виноват, товарищ генерал.
Шаги ближе. Света слишком много, не разглядеть.
Мягкое покачивание. Скрип открываемой двери. Воздух — он уже не пахнет смертью. Пахнет гарью, нагретым асфальтом.
— В машину.
Хлопают дверцы автомобиля. Внутри темно, пахнет бензином и потом.
— Поехали.
Визг стартера. Рокот двигателя. Машина подпрыгивает на ухабах.
Остановка.
Его опять несут куда-то.
Принесли.
Здесь хорошо — прохладно. Света почти нет — он моргает, пытаясь рассмотреть. В голове пустота и темнота. С ней можно разговаривать. Она послушна и обтекаема.
— Ну, как, живой мудило?
— Молчит, товарищ генерал.
Ласково:
— Скажи-ка дружище, я у тебя спрашивал?
Виновато:
— Никак нет, товарищ генерал…
Взрывается, плюясь во все стороны:
— Ну, так пшел нах, отсюда!
Шорох, шум падающего тела.