Он вновь прикоснулся к сестре, чувствуя, как та дрожит всем телом. Жарко. В детской слишком жарко и душно. Даже ему, здоровому мальчику, трудно дышать, и решение было принято им немедленно. Для начала он слегка приоткроет окно, а после побежит в столовую, и будь, что будет.
Мучительный страх за жизнь сестренки вкупе с духотой путали мысли. Если бы в детской было хоть чуть-чуть прохладнее! Он потянул створку, не замечая, как постепенно сгущается в комнате холодный воздух. Температура понижалась, а Норман вспотел, в панике не отдавая отчета своим действиям. В конце концов, он и сам был только ребенок, который до ужаса боялся потерять девочку, что еще утром доверчиво тянула к нему ручки и улыбалась.
- Что ты делаешь?!
Виктория ворвалась в детскую и охнула.
- Мама, Морриса больна, - пролепетал Норман, стоя у едва приоткрытого окна.
Пощечина – это очень больно и унизительно. Особенно когда пусть не родная, но все-таки мама с размаху ударила его, хватая дочку на руки.
- Злобный мальчишка! Решил заморозить мою малышку?
- Мама…
- Моя бедная девочка, - не слушая его, причитала Виктория, кутая ребенка в одеяло. – Джонатан! Джонатан, звони в скорую!
О нем мгновенно позабыли, а он стоял и смотрел, как мама уносит Моррису, чувствуя на губах сладкий, металлический привкус собственной крови. Где-то внизу послышался шум, хлопнула дверь, и все стихло.
Потом в детскую пришла Анжелика. Она бережно промыла ранку и очень удивилась тому, как быстро свернулась кровь. А еще она не переставая извинялась, что не прислушалась к мальчику, который с таким трепетом относился к сестре, и злилась на несдержанность его матери.
- Виктория превзошла саму себя. Не переживай, Норман, все будет хорошо. Идем, я сварю тебе шоколад, - няня ласково потрепала его волосы. – А если она еще раз тебя ударит, я сообщу, куда следует.
- Нет! Не надо, Анжелика, - он умоляюще протянул к няне длинные, тонкие руки. – Просто мама волнуется за Моррису. Это я виноват. Я открыл окно. Не говори никому. Мне не больно. Правда, совсем не больно.
Няня вздохнула и ничего не ответила…
На следующий день Виктория возвратилась из больницы и попросила Анжелику ненадолго подменить ее в палате дочери.
- А ты немедленно собирайся, мы едем к Уоррену, - бросила она Норману.
Он не стал ей перечить. На самом деле, его даже обрадовала предстоящая поездка. Пускай Уоррен с неприязнью относился ко всяческим праздникам (а стало быть, не видать Норману Рождества), но у него хотя бы спокойно. Дед всегда находил время, чтобы поговорить с ним, и уже одно это доставляло Норману удовольствие. Уоррен никогда не поднимал тему непохожести приемного внука на остальных. Напротив, он весьма этим гордился, искренне недоумевая, отчего дочь так холодна с мальчиком.
В пути Виктория молчала, пуская сигаретный дым в опущенное стекло машины. Когда Норман робко спросил, как чувствует себя его сестра, она, не поворачиваясь, процедила сквозь зубы:
- Нет у тебя никакой сестры. А может, и есть, только мне об этом неизвестно, так что сиди и помалкивай, Норман Вотан.
Услышав подобное, он не на шутку перепугался. Что значили слова мамы? Неужели…
- Мама, что с Моррисой? Прошу тебя, ответь.