– … на деле же Себастьян – такой же озлобленный на то, кем он являлся…
– Ты сбежал из дому только потому, что у тебя есть старший брат? – разумеется, она ничего не поняла. Где ей, простушке…
– Мой брат – безмозглый сынок безродной шлюхи, наследующий состояние, которое наверняка спустит в сточную канаву. Статус младшего сына – еще один повод для неприязни отца ко мне. Почему ушел? Хотя бы потому, что нужен только для бесконечных придирок… – замолкаю. Нет смысла напрашиваться на жалость. В жалости толку нет.
– …только вот Себастьян в итоге получил то, чего хотел. В отличие от Отем.
– Как это – Ричард мертв? – оторопело переспрашиваю. Щека все еще горит – у Мэг тяжелая рука.
– Как все мертвые! – сестра гневно щурит свои огромные черные глаза. – Басти, не будь идиотом! Ты уже достаточно показывал свой характер, шляясь неизвестно где! Теперь получи то, что тебе причитается! Не то, клянусь Богом, я потащу тебя к старику на привязи!
– Так почему, – начал я непонимающе, – почему ты тогда носишь ее имя и… и вообще.
– Сам не знаю… Должно быть, это напоминание. Поковырявшись в ее душевных болячках, я смог оценить то, что имею. Хоть, казалось бы, и нет у меня ничего. Ни родителей, ни образования, ни каких-либо стремлений…
Что тут ответить, я не знал. Знал только, что свою жалость лучше оставить при себе (в жалости толку нет, определенно). Знал, что он – не она. Не знал, почему. Знал – не знал. Ноль – один. Снова вспомнился асинхронный триггер: перед глазами замелькали нули и единицы. Или вместо нулей должны быть двойки? Или это уже в двоичном виде – один-ноль-один-ноль-один?
Нет, это уже банальная одержимость числами, усугубленная пятью годами учебы на кафедре информатики и ВТ. Хотел бы я знать, где тут кончается мистика и начинается обсессивно-компульсивное расстройство.
– Ты – это просто ты, Макс. Если мне достаточно было просто поверить, то и тебе этого должно хватить.
– Я не понимаю, как ты веришь в нечто недоказуемое, – изнутри снова поперло раздражение, охотно откликающееся на кодовое «не понимаю». – Я не понимаю тебя! Объясни, как мне тебя понять?
– Понимать меня необязательно, – к этой его улыбке я успел уже привыкнуть, если не сказать – пристраститься. – Обязательно любить и кормить вовремя.
Меня хватило только на то, чтобы сжать в ответ его руку и сказать:
– Хреновый из меня повар, знаешь ли.
(1) Как это сказать по-французски? (фр.)
~ 7
– Не снеси вешалку, держится она на честном слове, – предупредил Отем. Я вяло кивнул, расшнуровывая мокрые кроссовки и даже не пытаясь сообразить, как меня занесло под козырек именно этого подъезда. Седьмого подъезда четырнадцатого дома. А чему равно четырнадцать плюс семь? Числу-которое-я-уже-ненавижу. Для полного счастья осталось окончательно свихнуться, собрав семь обсессий и четырнадцать компульсий. Или наоборот. Скорее всего, наоборот: обсессии – это навязчивые мысли, если я правильно помню статью в Википедии. Да не важно! Суть в том, что это не крышки от бутылок с кока-колой, на игрушечного медведя не обменяешь.
– Налево не ходить, – пройдя дальше по коридору, он усмехнулся своей реплике, – слева Элина комната.
– Кто это? – спросил я, послушно идя направо.
– Девчонка, у которой я снимаю комнату, типа. Плачу в основном жратвой и своей харизмой, потому что больше нечем. То есть, конечно, деньги есть, но их… э… нет.
– Повезло тебе с подругой, – неуверенно отвечаю. Я такой проблемы не имел, живя в квартире Лейлы и получая сравнительно неплохую зарплату. На работу, опять же, по знакомствам устроили.
На Панфилова и 3-ей Транспортной в основном стояли дома сталинской постройки, потолки в комнатах бывали и все три метра. Стены комнаты были желтые, что изрядно повеселило – попал, так попал!.. по адресу. На окнах были плотные занавески противного цвета хурмы, а в углу возле здоровенной кровати стояла кадка с какой-то псевдопальмой. Тут и там высились стопки книг. Хренова туча книг.
– Люблю бумажные книги, – поведал Отем флегматично. – Не знаю, правда, как буду вывозить всё это, если Эля перестанет быть такой доброй… да ты падай куда-нибудь, не стесняйся.
– Намочу же…
– Ну и класть.