Котовски нашёл парня так быстро, как только смог, после чего окончательно рассказал ему все. Больше нечего было скрывать. Нонн лишь чувствовал обиду за то, что никто никогда не пытался рассказать ему про сестру. Почему? Сын Риодели осознавал своё предназначение: хранить этот мир, свою семью и близких, каких бы жертв это не стоило. С другой стороны, под семьей он подразумевал где-то двух с половиной человек.
Каждый рассвет разжигал в нем желание. Месть за кровь, любовь к крови. Риодели был полон уверенности: Самеди должен пасть.
Безмолвными тенями они продвигались вперёд, чтобы подойти ко дворцу незамеченными. Скрываемые силуэтами танцующих деревьев, доктор и наследник прокручивали каждый свой план, словно пластинку.
Оставить Самеди без сознания и заточить в фамильной темнице, без суда и следствия. Убить Самеди. Спасти Маркезе и увести отсюда навсегда. Спасти Маркезе и никогда больше не терять ее из виду. Вернуть род Риодели на трон. И заново засиять, как первые лучи после самой тёмной ночи.
Внезапно Нонн остановился, спрятавшись за стволом. Он прислушивался к толпе, которая по какой-то причине двигалась к воротам замка. Саму постройку украшали длинные красные полотна, на которых не изобразили ничего, кроме желтого креста.
«Траур!»
Илья схватился за сердце, хотя то даже не дрогнуло в груди: ему казалось, что кровь в жилах застыла, а жизнь приостановилась. Какая-то часть его души будто бы ожидала этого исхода. «Траур», – шепнул он себе, чтобы свыкнуться с тем, что он увидел. Лица людей были отмечены тихой печалью, углубившейся событием.
Слившись с толпой и укрывшись одеждой, двое мужчин обратили взоры к балкону, на котором стоял Самеди. Нонн ядовито отметил про себя, что ещё недавно тут стояла его младшая сестра, держа за руку этого урода. Риодели понимал, что сейчас Барона убить не получится, когда легкий холод страха коснулся внутренностей. По кому скорбят? И где Маркезе? Неужели?!
«Мрачный день, дорогие люди, – голос Самеди разносился над толпой, неожиданно громко и чётко, – мы прощаемся с молодой Королевой, Маркезе Весенней. Ее правление было недолгим, но оно принесло нам надежду».
Элайджа озирался по сторонам, словно животное, которое было застигнуто врасплох. Все стояли. Никто не двигался, лишь обрывки разговоров доносились отовсюду. Люди Неплотного Мира были похожи на побитые глиняные сосуды, на слегка подтаявшие восковые фигуры. Их черты лица расплывались в горечи, но им не привыкать к трагедиям.
«Ведомая наследием своего отца, юная Королева не выдержала, – Самеди приостановился, чтобы набрать в грудь воздуха и драматично продолжить монолог, – ее тело нашёл я. Девушка избрала болезненный способ самоубийства: она пробила своё сердце ножом».
«Бедненькая, – запричитала рядом стоящая с Ноннетом старушка, – но такая храбрая».
Риодели не верил ни во что сказанное. Маркес была не в себе, но что могло толкнуть ее на самоубийство? Да ещё и такое! Старший брат представлял, как Кезе сломалась от давления всего произошедшего: по словам Ильи, вряд ли девушку можно было назвать стабильной. Но наследник отказывался принять такой расклад.
И все же ее забрали у него. Навсегда.
Илья смотрел на небо, одолеваемый неоднозначными чувствами и мыслями. Словно торнадо, эта речь изрывала его душу на лоскуты, словно водоворот, тянула куда-то вниз. Что он сделал с ее разумом? Шатовски не мог себе представить, как издевались над его подопечной. Над этой девочкой, которую никто не смог сберечь.
«Это моя вина», – ему хотелось заплакать, закричать, найти тело и попросить прощения. Всего лишь один месяц. Всего лишь пара нерасказанных историй. Ничего не случилось бы, будь у доктора больше смелости.