Ноннет чувствовал, будто все его конечности стали похожи на размякшую от дождя почву, а вот тело – каменным. Тяжело. Парень разразился животным ревом, вставая на ноги, словно вместе со своим весом он поднимал трёх китов. Ему было больно. И страшно. Но он встал. И ничто более не остановит его, тлеющего изнутри от сожаления: «Месть. Моя месть. Я доберусь до этого мерзавца, даже так, но доберусь!»
Нонн попытался шагнуть, но ноги подкашивались. Через секунду сын Риодели уже летел вниз, на грязный пол в доме замечательной женщины. Удар! Налитое металлом тело будто продавливало поверхность под собой, желая упасть прямиком в землю, шесть футов вниз. Издав рык от безысходности, наследник понял, что у него нет сил даже позвать на помощь.
«Господи, я больше не могу», – сокрушенно подумал Нонн перед тем, как услышать звук отворяющихся дверей.
«Ноннет?! Пятый раз?» – Илья уже стоял рядом, готовый помогать парню. Почему он такой упрямый? «Как я могу оказывать вам лечение, если вы подобны барану», – Элайджа говорил, стиснув зубы от напряжения.
Мог ли он знать, кто окажется следующим на этой раскладушке у Жизель?
*
Маркес мерещились ужасы прошлого, переплетенные с детскими страхами и картинами сюрреалистов. Она умерла. На этот раз мучительнее, чем раньше – ощущение жжения отдавалось до сих пор, путешествуя по телу. Девушке хотелось кричать о помощи, но никак не получалось пошевелиться. Где она? Кто она? Все эти вопросы копошились, словно пчёлы в улье.
Кезе сквозь сон услышала кашель, который являлся ей в кошмарах и преследовал ее в реальности. Была ли это Кулумбо? Или же сновидение во время легкой дремоты, сулившее неладное? Неужели воспоминание не осталось далеко позади? Девушка резко поднялась, после чего, потеряв чувство баланса, неловко села обратно на кровать. Это можно было назвать кроватью? Кушетка громко скрипнула от навалившегося веса, печально выгнувшись от старости.
«Ты уже проснулась?» – Маркес недоверчиво подняла глаза на старуху, с которой встречалась в свой первый визит. Дафниус был знаком с ней, да ещё и хотел, чтобы они переночевали в этом доме. Он даже упоминал ее имя. Девушка приоткрыла рот, пытаясь вспомнить его, но Маркезе перебили с ответом вопреки всем правилам этикета. Старушка снова зашлась в приступе, после чего искренне улыбнулась почти беззубым ртом: «Жизель. Меня зовут Жизель. Я рада служить тебе, Маркезе. Все же твоя смерть подкосила меня сильнее всего».
«Я… я рада познакомиться снова, – Риодели засмущалась, вспоминая, что натворила тогда, пытаясь отбиваться от похитителя, – прошу прощения, но почему я здесь?» И ей вдруг захотелось переспросить: какая именно из смертей подкосила мадам Жизель?
«Это, милая, я хотела бы спросить у тебя», – дама подошла чуть ближе, едва удерживая равновесие из-за горба и старческой слабости. Женщина, присев на хлипкий стул, начала свой рассказ, разбавляя его отзвуками болезни. Маркес лишь слушала, пытаясь не сбежать в страхе от местной хвори: неужели все бессильно? Как же ужасно осознавать, что Кулумбо загнулась в отсутсвие девушки. «Но мы с мамой все вернём», – Маркес пыталась вспомнить свой план, благодаря Бога за то, что оставил ее в живых. Снова?
Старуха нашла девушку, когда та без сознания лежала около забора ее лачуги. Кезе выглядела жалко: она была бледна, дышала тихо и редко, а всю одежду будто специально вымазали грязью, и пахла она гнилью вперемешку с чем-то кислым. Жизель не могла в одиночку затащить Риодели в дом, так что ей пришлось позвать парочку мужчин на помощь. На этом моменте Маркес даже подумала, что ей пора бы похудеть: «Тяжело ли им было?» Уже внутри развалюхи женщина переодела ее в ненужную одежку, оставшуюся от старшего сына: «Это тоже было непросто». Маркезе невольно оглядела себя: на ней «висела» огромная серая рубаха с парой чёрных заплаток, а ноги прикрывали расклешенные фиолетовые брюки. На них виднелись неотстиравшиеся пятна, хотя вещи пахли мылом и чем-то ещё. Скорее всего, от них веяло старостью. Но в этом положении вряд ли стоило выбирать и воротить носом.