Но нужно думать о том, как побыстрее добраться до аэропорта. Пожалев, что не смогу дослушать песню, и тут же устыдившись этого, я побежала ещё быстрее. На улицах было пусто, город окутала тишина. Почти все были на фестивале. И только печальные одиночки сидели в своих полутёмных квартирах и смотрели на звёзды. Или спали. Эхом разносилась песня про печального человека.
Аэропорт был не так уж далеко. Но бежать пришлось прилично. На полпути меня догнала машина с родителями.
— И нафиг? — высунулась из окошка мать, — Могла бы к нам прибежать.
Я вздохнула. Машина остановилась, и я села на заднее сиденье. В колонках играл джаз. Мы гнали к аэропорту на приличной скорости.
Вот, она идёт, в платочке, тёмных очках и длинном бесформенном платье, её вещи тащит наш дядя, весь загорелый и увешенный сувенирами. Мы не выдерживаем и кидаемся обнимать Лили.
— Я же говорила, ты выкарабкаешься, — сказала я, — Видишь, как хорошо? Ты победила рак! Ты показала ему, кто тут главный!
— Но какой ценой? — сдавленным голосом спросила Лили и сняла очки.
Нарисованные брови. А вот отсутствующие ресницы ей скрыть не удалось.
— Отрастут, — беззаботно ответила мать, — А пока можешь носить очки.
— А я не хочу носить очки! — вдруг закричала Лили и бросила их на землю.
Я успела их поймать.
— Не срывайся на очках, они не виноваты, — миролюбиво сказала я, надевая их.
— Я тоже не виновата! — парировала Лили, — Какого чёрта я должна стыдится последствий болезни?! Нет, я не буду носить ни очков, ни платка, и брови рисовать тоже не буду! И шрамы я закрывать не буду! Это будет мой вызов миру!
Она сорвалась на плач. Я обняла её.
— Всё хорошо, Лили, — сказала я, — Никто не говорит, что ты должна стыдиться этого.
— Я имела ввиду, что лучше тебе пока скрывать всё это, чтобы избежать ненужных взглядов и вопросов, — мягко сказала мать, — Тебе же будет не комфортно от этого. Тебе даже от взглядов врачей было не комфортно.
— Пойдём, поедим, — сказала я, — Готова поспорить, ты давно нормально не ела.
— Мне придётся ещё долго соблюдать диету, — упавшим голосом сообщила Лили и протянула нам бумажку.
Мы принялись изучать её. Диета была действительно очень строгая.
— Ничего, у Клары примерно такая же, — сказала я.
Мы всей семьёй сели в машину и поехали обратно. И я была счастлива: наконец-то мы все в сборе. И Лили живая, а это самое главное.
Когда мы вернулись домой, Лили первым делом побежала в свою старую комнату. С тех пор, как она уехала, мы её не трогали. Оставили такой, какой есть, даже бардак не стали убирать.
— Как странно, — тихо сказала она, — Как будто время остановилось.
Она подошла к своей кровати и легла. Я легла рядом с ней.
— Помнишь, как я бегала к тебе ночью, когда мне снились кошмары? — спросила я.
— Это было странно, — невесело усмехнулась Лили, — Я же младше. Это я должна была к тебе бегать.
Я достала коробку с журналами из-под кровати.
— Помнишь свой тайник? — спросила я, доставая Playgirl, — Ты его так старательно прятала от родителей.
— Я его читала только из-за сплетен, — задумчиво сказала Лили, — А вот ты любила пугать меня полуобнаженными мужиками.
— Ты так смешно краснела, — хихикнула я, — А Рэя помнишь?
— О да. Мы вдвоём по нему сохли, — фыркнула Лили, — Как он сейчас?
— Сегодня был фестиваль, и он со своими «тюленями» на нём выступал, — охотно поделилась я, — и прямо посреди выступления сделал предложение Кейт.
— Кейт? — охренела Лили, — Да они же спорили столько, сколько я помню своё знакомство с ними.
— Ну вот, добранились до свадьбы.
— Ничего себе, сколько я пропустила, — поникла Лили, — На полтора года выпала из жизни. Даже больше. На два.
— Ничего. Вклинишься.
— Знаешь, в больнице был такой добрый персонал. И в санатории тоже. От этого я сильнее чувствовала своё одиночество.
— Да ладно тебе… У тебя есть мы.
— У меня даже друзей нет. Кому я такая нужна?
— Что ты такое говоришь? Не парься насчет волос, они отрастут.
— А шрамы?!
— Да пофиг тут всем на шрамы. На пляже и не такие тётки попадаются, и ничего.
— Я и раньше не блистала внешностью, а теперь совсем уродка.
— Не говори ерунды.
— Мне от родителей все недостатки достались. А вот достоинства нет.
— Бред.
— А теперь я лысая, тощая, со шрамами, почти инвалид, и к тому же нахожусь в зависимости от лекарств. Я даже такос поесть не могу!