— Тогда что тебе мешает снять его со спины?
— Ну, сниму я его, и что дальше? Всё равно я не знаю дорогу. А тот, кто идёт впереди всех, знает. За ним-то мы и тянемся. И вообще, не порть метафору!
— И где такая смешная девочка с фонарём живет? — опять рассмеялся Ксаднем.
— Флормели. Мой город называют цветущей гаванью. Из названия понятно, что тут много цветов и есть море.
— Как девочка, живущая у моря, может чувствовать себя одинокой? Нырни под воду и узри, сколько удивительных друзей у тебя.
— Русалки, что ли? — фыркнула я, — А где ты живешь?
— Среди облаков. Тут очень красиво. На рассвете всё окрашивается в ярко-оранжевый, а на закате розовеет, как кисель.
— Как… Чего?
— И ничего тут нет, кроме облаков. Хотя, если подойти к краю, то можно увидеть всё, что творится в мире. От Гренландии до Африки.
— И что творится прямо сейчас в Арктике?
— Хм… В иглу на берегу океана маленькая девочка ждёт свою бабушку. Вот она, выходит из воды, сбрасывает шкуру, обрастает волосами и конечностями. Девочка уже разожгла костер. Бабушка греется у огня. Тюленям в Северном Ледовитом океане не холодно, а вот человеку, вымокшему в его водах, очень даже. Скоро будет метель, лучше её переждать внутри. Сегодня — очередной вечер увлекательных историй. Прямо накануне полярной ночи. Потом она уплывет в океан, чтобы пройти Большую Дорогу Селки. Но пока она здесь, и сейчас она начнет рассказывать о том, что видела и о чем думала. Тюлени безмолвны, так и слова для таких историй ни к чему, всё равно они не смогут ничего передать. Зато может Нож Историй.
— Селки? Но это же ирландская мифология, причем тут Арктика?
— А ты думаешь, селки только в Ирландии? Я тебе больше скажу, их в Арктике больше.
— Целые пляжи тюленей, — задумчиво сказала я, — Переваливаются с боку на бок и загорают. У них такие жирные тушки. Как у котов.
— А ты бы хотела быть селки?
— Не знаю… Я больше хочу быть дельфином. И плавать в нашем море. Здесь воды намного теплей. А потом приплывать на свет маяков и выходить из воды голая, как Афродита. И возвращаться в дом, где меня никто не ждет, законсервировав в себе очередную историю, которую никому не расскажу.
— А разве ты не боишься одиночества?
— Такое одиночество мне не страшно.
— Скоро рассвет… — вдруг говорит он, — И скоро нам пора будет попрощаться. В какой-то степени навсегда, потому что я вспыхну вместе с облаками.
— Я могу тебе позвонить в следущую ночь?
— В ночь — можешь. Но если хочешь говорить со мной дальше, то никогда не звони мне днём. И не произноси моего имени наоборот.
— А что будет, если я так сделаю?
— Кое-что очень плохое. Например, ты лишишься нового друга. А может, сгоришь вместе со мной. Или у тебя прокиснет суп. Кто знает? Да и не надо тебе об этом думать. Просто не делай так и всё.
— Но почему?
— Некоторые вещи очаровательны только ночью. С наступлением темноты мусорные развалины приобретают новые краски. А днём остаются чем-то невообразимо мерзким. Пока-пока!
Гудки. Оранжевый рассвет на другой стороне неба. И мне пора уходить, чтобы совершить ежедневную, а точнее, ежеутреннюю прогулку по кромке пляжа и пойти в колледж.
А следующая ночь была с барбекю. Мы разожгли костер на пляже, разложили пледы и гитары. Староста играла на укулеле. Кто-то возился с примусом. Остальные строчили что-то в своих блокнотах и обсуждали отчет, которые должны сдать в конце практики. Девушка в очках совала мне под нос рекламу каких-то курсов, на которые ходит сама. В конце тебе выдадут сертификат и могут помочь с трудоустройством. Или выгнать, если будешь халтурить.
В конце концов все заснули прямо на песке, прижавшись друг к другу, а я тихо ускользнула от них, чтобы пробраться в маяк и вновь позвонить таинственному незнакомцу. Что-то привлекло меня в нём, что-то, что заставляло до самого рассвета млеть от небылиц и хотеть перепрыгнуть горизонт.
— А одногруппники спят вместе на пляже, как тюлени, — сказала я, не дожидаясь, что он первым скажет, — Сгруздились вместе, только пуза не хватает.
— Что же ты не присоединилась к ним?