И пока Цайиль с Мелиорой покоряли новые горизонты, как выразилась императрица, я оставалась на том же самом месте. Я бы могла вернуться в деревню, но не делала этого, потому что понимала, что это больше не мой дом. Она перестала быть им уже тогда, когда я приняла решение. Кроме того, там слишком много воспоминаний, призраков прошлого, тянущих ко мне свои цепкие лапки. Я не любила это место, потому что там и только там я понимала, насколько скоротечна жизнь человека. Миоло постарел и волосы его начали белеть, неумолимое время склоняло его к земле, и теперь он опирался на палку. Дети его выросли и выпорхнули из дома, а жена всё чаще стала кашлять. Мне было странно видеть такого старого брата, которого я помню ещё юношей с кудрями и большими золотистыми глазами, за которым роем вьются девушки. Андуло переехал в город и стал учиться целительству, ибо в нём открылись способности врачевания. Он стал учеником Мелиоры. Он примирился с прошлым и стал жить настоящим, но до конца своих дней остался верным жене. На автономный округ поставили защиту, блокирующую любую магию, эльфы в благодарность за спасение города (но даже на это я их едва уломала).
Златые кудри Мелиоры, пленившие меня когда-то, свалялись и потускнели, кое-где волосы и вовсе побелели, а её розовые щеки побледнели и обвисли. Она была прекрасна, как цветок, и так же увядала — жалкое зрелище. Она стала работать при трущобной лечебнице и быстро прославилась как замечательный костоправ. Цайиль последовала примеру старых наставников и стала отшельницей. Набрав дюжину учениц, она ушла жить в западные провинции, среди зеленых полей и лесов, но подальше от места обитания фей.
Что касается правителей… Король так и не женился и остался бездетным. Пообещал, что престол достанется его племяннику и по секрету говорил, что ищет подходящего случая, чтобы передать корону ему. Хоть Аргости изменился и превратился в раньше времени постаревшего мужчину, в душе он остался всё тем же беззаботным юношей, вместо балов и парадов предпочитающего хмельные празднества в пыльном помещении бара, а вместо героев и королей – простых жителей трущоб, не стесняющихся в выражениях. Но теперь он уже не мог себе позволить подобную роскошь. Ахель всё чаще стала пропадать в Астрале и за неё правила ей сестра, которая мягкостью правления не отличалась и на её период правления пришлось рекордное количество стычек с кочевниками и массовых побоиз на Арене. За это народу она полюбилась больше, чем добросердечная Ахель.
Я взяла к себе ученицу. Ею оказалась моя землячка, правда, родом она была из пустынных кочевников — ряд малочисленных тёмнокожих племен, не таких сварливых, как кочевники с пустошей, зато слова из них, кажется, вообще ничем не вытащишь. Её звали Г’Рхы (но я её называла Рых), ей было 17 лет и она была очень способной девицей. И она, как и я в своё время, боялась собственной силы. Её матерью была могущественная шаманка и последовательница культа мёртвых, особенности которого я так и не поняла, а отцом наёмник, переехавший вместе с годовалой дочкой в Керьон. Когда ей было 8, он решил вернуться, а та захотела остаться — уж очень ей здесь понравилось. До 15-ти она училась в школе, а потом работала при дворе. Она знала о моих заслугах и я была её кумиром, но она не решалась со мной познакомиться, так как ужасно меня боялась. Обо мне ходили всякие слухи, например, что я со Жнецом на ты и что я умирала 200 раз, и что я внебрачный ребенок Тёмного, а то и сам Тёмный, вырвавшийся из оков Забвения. Так что король нас практически насильно познакомил.
Раз в год я ходила на пляж и прогуливалась по его берегу. Иногда я слышала голос матери. Шли годы и десятилетия, но боль не утихала и я по-прежнему плакала, глядя на водную гладь, и запрокидывала голову, глядя в небо. Мне хотелось кричать в небо, но оно так насмешливо на меня глядело, словно лукаво приговаривая: «да что значат твои проблемы, ты, крохотный насекомыш?», и желание пропадало. Я погружалась с головой в море и соленая вода принимала мои слёзы и прятала их. Она забирала мою боль и хранила нашу тайну. И я знала: вода — самый надежный друг.
Через 20 лет мы похоронили Миоло. Он прожил 65 лет, в нашем округе это было очень много. Когда я в последний раз видела его тело, я не почувствовала ни боли, ни злости, только недоумение: неужели этот сморщенный почти лысый старик — мой брат? А когда его тело предали огню и прах развеяли по воздуху, я повернулась и сказала: «Миоло, пошли домой». Но сзади никого не было. И только тогда я осознала. Я бросилась бежать, расталкивая всех вокруг. Я бежала и бежала, пока не свалилась на землю, уставшая и потная.
— Смерть так скротечна… — слышала я голос старейшины, звучавший у меня в голове, а каждое его слово отдавалось головной болью, — В любой момент она может настигнуть нас. И для неё мы все равны: и старец, и дитя, и негодяй, и герой, и женщина, и мужчина. Живите и помните о смерти…
Живите и помните о смерти, прибавляла я про себя, Помните, что человек, с которым вы только что разговаривали, в любой момент может погибнуть. Гонитесь, гонитесь за красотой, за силой, за могуществом, копите деньги и заводите друзей, но помните, что, когда Жнец настигнет вас, это всё больше не будет иметь значения.
— Да хватит уже собираться, во имя Молочника! Если ты не будешь готова через 5 минут, то я твои лохмы сбрею!
— Прошу заметить, что волосы такой структуры требуют особого ухода. Г’Рхы собирается достаточно быстро, 29 минут, если быть точнее, и она отказалась от своих этнических украшений в пользу простой походной одежды, так что прояви уважение.
— Ну, начала. 50 лет прошло, а ты такая же зануда.
Рых сидела у зеркала и делала прическу. Кудри у неё были хоть куда: жесткие, пышные и ужасно непослушные. Но опростоволоситься она не могла. Что изрядно меня бесило. Мелиора собирала путеводители и походные энциклопедии.
— Вы долго ещё будете? — высунулась Рихит из-за двери, — Телепортаторы терпением не отличаются.