— Спасибо, Катбодуа, мне отрадно это слышать, ведь я любила и уважала своего отца.
— Как и должно быть, принцесса, я присягну тебе на верность.
— Я ни от кого не требую присяги, — сказала я.
— Нет, не требуешь, королева вынудила принца Эссуса принять наши клятвы ему. Сам же он просто доверился бы нашей верности и любви к нему.
Брилуэн заворочалась во сне, и я уложила ее себе на плечо. Порой ей больше нравилось вертикальное положение.
— Андаис не верила любви, только страху, — сказала я.
— Эссус понимал, что те, кто последуют за ним по любви, гораздо более надежны тех, кто подчиняются из страха.
— От тех, кто тебя боится, не стоит ждать преданности, лишь неприязни.
— С теми, кто того заслуживал, ты была честна и добра, с теми, кто нет — резка и безжалостна. Я прошу принять мою клятву, чтобы я могла служить тебе, принцесса Мередит, дочь Эссуса.
— Присягнув мне на верность, ты свяжешь себя со мной навеки или до самой моей смерти, а я ведь могу оказаться не так уж и похожа на отца, как тебе показалось.
— Ты безжалостнее него, и если уж сражаешься, то убиваешь своего противника. Я никогда не видела, чтобы ты щадила того, кто пытался убить тебя или твоих близких.
— Не нужно ли тебе подумать над этим, прежде чем связывать себя со мной, Катбодуа?
— Нет, ведь если бы твой отец хотя бы отчасти был так же тверд, как ты, он бы расправился со своим убийцей и не позволил бы своей любви сдержать его руку. Его бы уговорили убить сестру и стать королем, и мы избежали бы стольких смертей, боли и ненужного кровопролития.
— Хочешь сказать мой отец был слаб?
— Ни за что, но он был уязвимее тебя, принцесса.
Я рассмеялась.
— Думаю, большинство дворян с тобой не согласились бы.
— Они не брали тебя в расчет, пока не проявились твои руки силы, принцесса Мередит.
— Я убиваю лишь потому, что не явлюсь воином, как мой отец, и никогда им не стану. Я слишком миниатюрна, чтобы сражаться так, как он.
— Так ли это важно, почему кто-то желает победы? — спросила Катбодуа.
— Я считаю, что важно, — ответила я.
— А я соглашусь с Катбодуа, — вмешался Гален.
Я взглянула на него, держащего на руках Гвенвифар, он сидел так близко, что почти касался Китто, длинной ногой едва не задевая край вороной мантии, сгрудившейся на полу. На его лице снова появился этот серьезный взгляд, отчасти, возможно, от усталости, но все же его глаза казались старше, чем прежде, как если бы он вдруг начал наверстывать все свои восемьдесят лет жизни.
— Важен результат, Мерри, а не мотивы. Уверен, наша подруга детектив Люси сказала бы на это: «Предоставь копаться в мотивах юристам и психоаналитикам».
— Мы не полицейские, всего лишь частые детективы, которые помогают им расследовать преступления, где замешаны наши.
— Я не об этом, Мерри, — сказал Гален, развернувшись ко мне с уютно устроившимся на его руках и уснувшим ребенком.
— Думаю, Гален хотел сказать, что ты не пытаешься вести честный бой или следовать какому-то рыцарскому кодексу, — заговорил Дойл. — При необходимости ты просто уничтожаешь противника, когда на кону жизнь, в тебе нет жалости, хотя в обычной жизни ты милосердна.
— Мой отец был мускулист, ростом выше ста восьмидесяти сантиметров, у него как у воина за плечами были столетия опыта, одну из рук силы он мог использовать на расстоянии. Он мог позволить себе милосердие в сражении, а я — нет.