— Морфин, — резкий и деловой голос доктора вывел Дейнерис из ступора. Она с удивлением обнаружила, что хирургу помогает Мисандея. — Виски есть?
— Есть, — Рхалко метнулся к бару.
— Скотч? — подозрительно уточнил доктор. — Или ваше сомнительное…
— Почему вы не отвезли его в больницу?! — прерывая намечающуюся перепалку, выкрикнула Дэни. — Ему нужна помощь!
Врач заругался сквозь зубы и потребовал вывести посторонних из помещения. Рхалко, которому не нашлось места и дела возле босса, потащил Дейнерис за руку. Она сопротивлялась, рвалась туда, где на обеденном столе, застеленном шелковой простыней, лежал ее муж. Доктор приложился к бутылке, вылил себе на руки изрядную часть виски и взялся за скальпель. Когда по комнате поплыл ни с чем не спутываемый железистый запах, Дэни почувствовала, как у нее слабеют ноги.
Доктор возился с Дрого почти три часа, и все это время Дейнерис молча страдала в кабинете, куда отнес ее Рхалко. Правая рука мужа тоже был здесь: курил, ходил из угла в угол, нервно поглядывал на часы. Дэни застыла в кресле, не обращая на него внимания.
Визерис тоже был здесь, но молчал. Он несколько раз подходил к сестре, присаживался на корточки, чтобы заглянуть ей в лицо, хмыкал и исчезал из поля зрения. На удивление, он не заговаривал с Дэни, не ёрничал, и она почти забыла о нем. Когда в кабинет вошел хирург, вытирая полотенцем руки — окровавленные рукава рубашки были закатаны до локтя, на животе и груди виднелись алые пятна и следы каких-то жидкостей, о которых Дэни ничего не хотела знать, — она подскочила с кресла и порывисто бросилась к нему.
— Что?!. Доктор, что?!
Врач закурил, не ответив хозяйке дома, с благодарным кивком принял из рук Рхалко стакан виски и надолго присосался к нему. Дейнерис пожалела, что ее маленький пистолет, подарок мужа, лежит в прикроватной тумбочке, а не в ее ладони.
— Проникающие пулевые, — наконец произнес доктор, и Дейнерис вздрогнула. — Скверное дело. Задет кишечник, а это, знаете ли… — он быстро взглянул на молодую женщину и залпом допил виски. — Надо наблюдать. Если выкарабкается, то выкарабкается. Уход, покой, антибиотики… слава пенициллину! Он дает хоть какой-то шанс.
Пока врач объяснял Рхалко, что нужно сделать и как оборудовать стерильное помещение в жилом доме, Дэни стояла, прижав ладони к лицу, и молча плакала. Хирург увел помощника босса, а к ней подошел Визерис.
— Переигрываешь, сестренка, — он цокнул языком. — Они все знают, почему ты вышла за него, ты их ни в чем не убедишь!
— Да когда же ты уйдешь?! — воскликнула Дэни, обхватывая руками плечи.
— Никогда, — недоуменно ответил Визерис, глядя на сестру так, будто она сказала полнейшую глупость. — С чего ты взяла, что я когда-нибудь оставлю тебя?
— Ты умер! — закричала Дейнерис, поворачиваясь к брату и прожигая его гневным взглядом. — Ты умер год назад! Почему ты до сих пор не в аду?!
— Там не жалуют конкурентов, — с издевательской вежливостью отозвался Визерис, улыбаясь. — К тому же, мне нравится здесь, с тобой. Моя крошка, — пропел он.
Вошедшая Мисандея отшатнулась, когда хозяйка с перекошенным от злости лицом швырнула в стену у камина тяжелую хрустальную пепельницу. Молчаливой мулатке показалось, что по комнате прокатился тихий ироничный смешок. Но нет — это всего лишь ветер трепал шторы на раскрывшемся окне.
Дрого спал. Шла третья ночь после ранения и операции, проведенной прямо в гостиной их дома, и Дэни уже подумывала о том, что можно пойти отдохнуть. Днем муж ненадолго проснулся, о чем-то разговаривал с Рхалко, раздал какие-то указания и вызвал советника по финансам — умного, изворотливого карлика Тириона Ланнистера, подобранного однажды в отнятом у конкурентов борделе, где тот подвизался на должности бухгалтера. Как-то раз Дрого признался Дейнерис, что заточенные в этом нелепом маленьком теле мозги достойны лучшей доли, чем даже руководящий пост в «Кхаласар Инкорпорейтед», но он никогда не позволит коротышке уйти. С тех пор Дэни завела с Ланнистером дружбу и сейчас надеялась, что он расскажет ей, чего хотел босс.
Заходил и доктор, осмотрел Дрого, запретил кормить и даже поить, промыл рану и сменил повязку, но Дейнерис видела озабоченность на его лице. Она понимала, что мужа надо везти в больницу, что никакие особые меры в домашних условиях не заменят госпиталя, что привыкший латать порезы и выковыривать пули из конечностей врач не вытянет пациента с простреленными кишками. И все же больница была чревата полицейским разбирательством и, возможно, тюрьмой. Дрого предпочтет сдохнуть, чем сядет.
Утром муж выглядел еще бледнее и слабее, чем поздней ночью, когда Дэни все-таки ушла к себе. К обеду у него началась рвота, и примчавшийся доктор долго не выходил из его комнаты. Дейнерис послала Мисандею на помощь хирургу, а сама все это время сидела на полу в коридоре, обхватив голову руками. Пробегающий то и дело мимо Рхалко косился на нее, но молчал. Когда под вечер врач вышел, выглядел он вымотанным. Дейнерис только вопросительно взглянула на него, и он так же без слов безнадежно прикрыл глаза.
Дэни вошла в комнату мужа и закрыла дверь на ключ. Дрого выглядел измученным. Он смотрел на жену сухими блестящими глазами, слишком яркими на посеревшем заострившемся лице.
— Больно, — выдавил он.
— Дрого… — Дэни села рядом с кроватью, взяла мужа за руку и прижалась губами к костяшкам на тыльной стороне сухой сморщенной ладони.
— Луна моя…