– Пойдём, – вдруг произнес Витюха. И Алька пошла за ним из зала, где шум, смех, музыка и танцующие люди, по узкому коридору в маленькую спальню. Он толкнул её на кровать, сам лег рядом. Темнота, розы и незабудки, сумасшедший восторг… И в последний момент Альке вдруг стало страшно. Нет, не оттого, что могут зайти хозяева или кто-то из гостей, включить свет – об этом она в тот момент даже не подумала. И ни о Наташе с её глиняной статуэткой не вспомнила, ни о Томке на краю крыши. Просто какой-то ужас её охватил, без всякой причины.
– Не надо, – прошептала Алька. Финист, видимо, понял её по-своему. Соскочил с кровати, коротко бормотнул:
– Извини.
Алька рванула за ним, на ходу расправляя измятый подол платья. И в прихожей резко притормозила: Витюха уже о чём-то весьма живо беседовал с Ивановой, обнимая её за талию. Алька ушла на кухню и села на пол рядом с холодильником, размазывая слёзы по щекам. Джеки перестал играть и удивлённо так на неё посмотрел. Вошла Танька, наклонилась надо ней и задала глупейший в мире вопрос:
– Ты чего?
– Ви-тька… – всхлипывая, произнесла она.
– Что – Витька? Сказал что-нибудь обидное? Или, не дай бог, приставал к тебе?
– Ага… А я-то, дура…
– Гос-споди! – воскликнула Танька, хлопнув себя по бёдрам. – Да он сегодня ко всем приставал. Даже ко мне. Даже к беременной Маринке.
========== 31. ==========
Она думала, что этим меня утешит, ненормальная! Я разрыдалась ещё пуще. Танька села рядом со мной и принялась плести какую-то свою психоаналитическую мутотень. Я слушала, слушала, и до меня постепенно доходило, что она (как и Наташа, как и Витюха!) считает меня девственницей. Чёрт побери, подумала я, а ведь в каком-то смысле это правда, если иметь в виду не физиологию в чистом виде, а психологию или что-то вроде того. Встречи с Володькой были глупой игрой. Меня там не было ни капельки – была выдуманная взбалмошная дамочка, она забавы ради вытворяла такие фокусы, от которых меня-настоящую пробирал холодный пот. С Витюхой хотелось быть искренней – и с блеском отрепетированная на Володьке стратегия обольщения разлеталась в клочья. Проклятые розы и незабудки лишали ум холодной ясности, а тело – привычной податливой лёгкости. Заторможенная, замороженная, с распухшим от слёз носом – милая, где твоя хвалёная сексуальность? Твой диагноз – затянувшийся переходный возраст, твоя задача – как-то пережить это и через пару лет хотя бы чуть-чуть повзрослеть. Вот что я сказала бы себе, будь я Танькой – Танькой, знакомой со всеми подробностями запутанной ситуации. Но она говорила совсем другие слова, потому что не знала ничего. Не могла же я ей рассказать, в самом деле! Ей одной – ещё может быть, но Джеки так и не уходил с кухни.
Потом – не помню, что было. И, наконец, семь утра, снег растаял, мы идём домой по лужам.
– Женька, – говорю я, – ты забыл у Ивановых гитару.
– Это не моя была, – отвечает он, – это Финиста.
Мы с Танькой промочили ноги, у неё на левом сапоге подошва отстаёт, а у меня так и вообще оба хлюпают. Ужасно хочется пить. Заглядываем в магазин. Там ни пива, ни газировки. Вообще никаких продуктов. Только жвачка и туалетная бумага. За пустым прилавком печальная продавщица.
– Ничего нет, ребята, – вздыхает она. – Все раскупили. Праздник всё-таки.
========== 32. ==========
Дома был мамин пирог с капустой на огромном противне величиной с половину стола. Близняшки похвалились обновками: у одной в ушах серьги с длинными висюльками, у другой на тонком запястье браслет из деревянных бусин. Далька прыгала в обнимку с большущим жёлтым Винни-Пухом.
– Слушай-ка, – сказала она, усаживая медведя за стол, – ведь я знаю, что Деда Мороза не бывает. Но подарки-то появляются! И не мама их покупает, точно. Такие медведи у нас ни в одном магазине не продаются.
Медведя Алька привезла из Ярославля. Мама всё это время прятала его в шкафу для белья, на своей полке. Приятно, однако, чувствовать себя Дедом Морозом.