[когда был человеком?]
…когда жил там…
[В Изумрудном городе? Нет, раньше. В Когиде. А что это - Когида?]
… но это был одноэтажный дом из толстых сосновых бревен. Леса для него не требовались. А здесь вообще никаких домов нет — ни больших, ни маленьких. Только тьма, и пустота, и странная многоярусная конструкция, растущая и меняющая форму у него на глазах. И шепот из дальнего далека:
- Спаси меня… Спаси себя…
Откуда-то снизу. Едва слышно. Очень, очень далеко.
Из глубины памяти выплывают странные, словно на чужом языке, слова: «То, что Вверху».
Ладно. Допустим. Он сейчас, несомненно, вверху. А что внизу? Что это за место, как он здесь оказался, и… и кто, черт побери, он вообще такой?
Он сжимает виски ладонями, вдруг осознав, что не знает даже собственного имени.
Сверху слышится грохот: с черного неба летит, проламывая хлипкие перекрытия, какой-то массивный предмет. Человек едва успевает увернуться и прижаться к балке; мимо него проносится и исчезает во тьме внизу… что это было? Платяной шкаф? Что за чертовщина — кто там, на небесах, швыряется мебелью?
В этот миг, словно пробужденные грохотом и опасностью, в памяти выстреливают два коротких слова.
Урфин Джюс.
Его имя.
Звучит как-то неуклюже — словно натягиваешь старые сапоги, которых не носил уже много лет. Но, несомненно, так его зовут…
[Или «звали»?]
Вокруг заметно светлеет — но и ветер усиливается. Леса душераздирающе скрипят и раскачиваются; оставаться здесь опасно. Вверх или вниз? Или, может быть, просто проснуться?
С неба снова падает что-то громадное. Проламывает перекрытие наверху. На этот раз он не пытается увернуться или бежать — он ждет, и странный предмет, словно повинуясь его желанию, на несколько мгновений зависает прямо перед ним, а затем меняет курс и с грохотом и треском уходит куда-то вбок, исчезает в лабиринте внизу.
Это — косо, как будто ножом срезанная секция внутренней стены дома. Крашеные сосновые доски, какая-то невнятная, засиженная мухами картина в раме, треснувшее зеркало на гвозде. В зеркале он успевает кое-что разглядеть — и даже мимолетно поражается тому, до чего же он, гм, не красавец. Но важнее другое. Кто-то говорил ему… какой-то седобородый старик, черт знает, что за старик и когда… или не ему, а при нем… короче, откуда-то он знает, что во сне невозможно увидеть свое отражение. Это верный признак, позволяющий отличить сны от яви. Нельзя увидеть себя в зеркале — и нельзя увидеть собственные руки.
Руки тоже видны. Уже почти светло — видны даже мозоли на ладонях. Значит, не сон. По крайней мере, не обычное сновидение. Это все по-настоящему.
И надо спешить. Он не помнит, кто он, не понимает, где он, понятия не имеет, как сюда попал и как отсюда выбраться, но точно знает одно: времени у него совсем немного.
Из уст марранов вырвался единый многоголосый вопль ужаса.
- Тихо! - перекрыл крики десятник Венк. Старший в клане, он инстинктивно взял командование на себя. - Спокойно, братья! Поединки богов — не то же, что битвы людей. Смотрите: она не трогается с места — значит, бой еще не кончен. Будем ждать.