— Уж надеюсь, — буркнул Андрей. — Что будем делать с ловушкой?
— Сначала посмотрим, — улыбнулся Лис, — что Красоткин-сан решит за ночь раздумий.
2
Красоткин не дышал. Никто не дышал в холле на первом.
Еще спускаясь с лестницы, Андрей слышал внизу только вяжущую уши пустоту. Сквозняк шелестел листами на красной доске. Постукивала стрелка часов. Сторож чавкал едой в конуре. Кроме пустоты, никого. Если только Красоткин за ночь не выучился искусству крадущихся и не освоил технику «мертвого камня». У Андрея ушло на это пять лет.
Вместе с Андреем спускались сэме клана Охотникова. И Рита. Наложница. Безвольная вещь клана.
Почему я отдал свой тюфяк этой вещи? Почему поместил вещь у двери, а сам лег у окна, у сквозняка? Не это ли верный вопрос, сенсей?
После ухода Красоткина и Лиса напряжение в узкой комнате не спало. Наоборот. Как только Андрей лег на пол не раздеваясь. Как только Амурова скинула кимоно и хакама, на тюфяке растянулось маленькое тело в одной бледно-голубой рубашке. Очень тонкой рубашке. И всю ночь девочка дергалась, поднималась, опускалась, шепталась сама с собой, скребла ногтями выпуклый треугольник, оказавшийся под рубашкой вовсе не треугольником, а двумя шариками, и не просто выпуклыми, а спелыми, наполненными скрытой силой, готовыми вот-вот взорваться так громко, что аж опасно.
А заодно не спал и Андрей. При каждом шорохе наложницы его рука резко хватала катану рядом, ступни поджимались под бедра, тело механически, как кукла, вскакивало на колени, садилось на корточки, и только затем ученик открывал глаза. Чтобы чуть не ткнуться носом в голубые шарики и лечь обратно.
Андрей не доверял Рите, но отдал спальный тюфяк. Не доверял, но не мог оторвать глаз от бледно-голубой рубашки.
Не доверял, но задавался вопросом, могут ли спелые шарики взорваться. Вряд ли этого вопроса ожидал от него Сугияма-сенсей.
За ночь раздумий Красоткин не обернулся в «мертвый камень». В пустом холле беззвучно двигался лишь свет восхода в стекле конуры, вонзал розово-желтые мечи в красную доску, где на багряной поверхности вскрывались, затягивались и снова вскрывались оранжевые рубцы. Полыхали, как крошки ватрушки вчера в волосах Риты.
Андрей пересекся взглядом с Лисом.
— Один в центральном крыле, в конце коридора, — сказал Андрей, — возможно, кто-то еще — в левом.
Холл занимал на этаже все правое крыло. В левое крыло не попасть мимо коридора центрального. Но кому туда нужно?
— Сингенин-сан! — зазвенел чистый голос из глубины крыла. — Я тут! Сразимся же!
По знаку Лиса сэме окружили вход в узкий коридор. В толще бетона звонко ударил родник:
— Ха-ха… Сингенин-сан, один на один же, ты забыл? — заливался смехом Красоткин. — Ничего, скоро я чем-нибудь наполню твою голову. Ты не против крысиного помета?
В тусклом свете ламп далекий ученик скрестил руки на груди и улыбался. В черепашьем панцире на оби болтались ножны с катаной.
— А как же просторный холл? — крикнул Андрей.
— Здесь мы никому не помешаем, — ответил Красоткин, — подходи же.
Острый подбородок Лиса указал на семь тонких дверей между светлым холлом и стройным оябуном.
— В этих комнатах живут члены клана Красоткина, — тихо сказал он. — За какой — то дверью тебя ждут.
Острые катаны. Пчелки с жалами.
Удары в спину, ловушки, западни не позорны, если приносят победу. Позорен тот, кто проигрывает. Тот, кто не готов к бою.
Андрей произнес:
— Мой наставник говорил: когда защищаешься от меча — не замечаешь стрелы.
— Тогда покажи стрелу, — ответил Лис, улыбнувшись, — и мы убьем лучников.
Покажи стрелу, говорили серые глаза. Воткнутую в твой живот. И мы отомстим.
Андрей поправил кимоно на животе и плечах, поднял ногу над тусклой полоской света у входа в пещеру. Сзади приблизились легкие шаги. Андрей обернулся. Амурова схватила его за рукав. Резко дернула.
— Не смей драться за меня! — прошипела наложница, — я тебе же говорила!
Тонкие губы напряглись, вздернутый носик наморщился. Рита рванула кимоно сильнее.
— Говорила, но ты все равно идешь, почему? Ты слышишь шаги за дверью, но не меня рядом?
Рита дергала черный рукав, а Андрей стоял недвижно на одной ноге. И молчал.