Герр Хубич в ночи
Неправильной формы площадь, выложенная чудесными желтыми плитками, похожими на только что испеченные хлебцы, ряд из таких же желтых четырех домов. Дом Вефельца, булочника, дом герра Шинке, дом жестянщика Кефера и дом дам Апфельстильхен. Затененный вход в переулок, где изредка вдали возникает розовое платье — вот, что видит герр Хубич каждый раз, когда его доброе одутловатое лицо появляется в окне.
В глубине извилистого коридора его двухсотлетнего дома настенные часы отбивают девять часов; конек крыши в виде шлема с перьями ловит на кончик звезду; двери окончательно хлопают в вечернем безлюдье Клейнштадта.
— Пойду в «Приют Кабана», выпью пивка и, быть может, разопью и бутылочку «Хохеймера». Увижу там приятелей: Финстера, Сторха и Фраубаха. Какие-то чужаки сыграют на пианино, станцуют новые и приличные танцы и споют маленькие смешные песенки, которые, оставшись один, я разучу на окарине.
Герр Хубич повторяет эти слова каждый вечер, и все вечера дамы Апфельстильхен уже в ханжески-приличном дезабилье приподнимают краешек шторы и восклицают:
— А вот и ночной гуляка герр Хубич выходит из дома!
Так каждый вечер над маленьким городком нависает тишина, а луна, бродящая по крышам, кажется наглой и шумной.
Единственный шуцман, неподвижный, как далекий фонтан, смотрит на нее осуждающим взглядом, повторяя про себя текст, начинающийся с Запрещено…
В этот вечер в «Кабане» соседний столик рядом со столиком герра Хубича был занят парочкой, находившейся в явно дурном настроении.
Он, бритый парень английского типа с серым одновременно нежным и решительным взглядом.
О ней герр Хубич мог сказать только одно — красавица.
И ее душил гнев.
Когда герр Хубич видел женщин в гневе, то были всегда беззубые обезьяны, которые бранятся, угрожают, брызжут слюной. Но эта была очень красива, даже если ее фиолетовые глаза горели яростным огнем, щеки наливались краской, а пальцы гневно стучали по столу.
— Милая, ты не будешь петь, — настаивал бритый парень.
— Дорогой, я буду петь, — решила женщина.
— Ну, послушай, перед этими…
Герр Хубич не понял короткого и резкого слова, но подсознание предупредило его, что это было бранное слово. Он слегка покраснел.
— Это ничего не меняет, — возразила красавица.
— Да!
Презрительное выражение на мгновение исказило красивый рот бритого парня. Его дама вибрировала, как арфа.
Герр Хубич никогда не видел никого прекраснее.
Зеркала напротив отразили его блестящее от пота лицо, редкие, но искусно расчесанные волосы, новый галстук, надетый сегодня вечером, короткий пиджак, шедевр известного дома моды.
Он послал своему отражению приветствие, ибо оно тоже хорошо выглядело. Он надеялся, его усилия привлекут внимание дамы.
Он кашлянул, громким голосом заказал пиво, обозвал профессора Фраубаха «грязной свиньей», чем вызвал неприкрытое неудовольствие педагога, а затем громко рассказал сальный анекдот, вызвавший возмущение Пфарера Рибеке и его уход.
Но дама не смотрела и не слушала. На ее ресницах, подкрашенных синей тушью, сверкали две жемчужинки.
Герр Хубич больше не мог терпеть и повернулся к даме:
— Могу ли я, мадам, осмелиться и попросить вас спеть?
Дама запела.
Безумный призыв любовного восторга Луизы, жалоба Баттерфляй, ненависть Кармен взлетели к небу, с которого внимательно глядели звезды.
Бритый парень, явно недовольный, удалился.
У герра Хубича возникло детское желание заплакать: так он был взволнован и влюблен.
Но он не знал, как выразить чувства в словах, а потому яростно запыхтел раскрашенной трубкой из фарфора, отчего дама закашлялась.
Но ему хотелось сказать что-то звонкое, несколько слов, которые останутся в памяти прекрасной певицы, словно яркая драгоценность, пропитанная восхищением и нежностью.
Он набрался храбрости.
— Я слышал, — сказал он, — в театре Трева, одну актрису, которая вам не ровня… Да-да, одну актрису…
— Я из Комической Оперы Парижа, — ответила дама.