Хардинг познакомился с соседями и будущими партнерами, с которыми до этого обменивался лишь приветствиями.
Эти явно бедные люди были печальны, глаза их давно потухли. Они когда-то неплохо играли в гольф. Хардинг убедился в этом, когда они оказались на поле. Первые дни они проявляли некоторое волнение, щеки у них порозовели, глаза перестали в упор глядеть в одну точку.
Это долго не продлилось, хотя играли они с умением. Было видно, что игра потеряла для них всякую притягательность.
Хардингу чаще всего приходилось выступать в качестве арбитра; изредка его заменял Пармиттер.
Кэдди набрали из местных пастушков, наглых и ленивых. Трижды в неделю игроки собирались по вечерам в клубе, но сэр Сайлас Гроув ни разу не присоединился к ним. На этих вечеринках все молчали, но пили крепко. Хардинг вначале пытался разорвать гнетущую тишину, критикуя поле, огромное количество препятствий, глину, которая утяжеляла мячики. Кормик, Дошер и Пармиттер слушали его, не соглашаясь и не протестуя.
Хардинг не был ни наблюдателем, ни психологом, и ему потребовалось время, чтобы почувствовать, что эти люди испытывают страх.
Этот страх проявился в открытом виде лишь однажды. Перед дверью шале рос одинокий ясень. Однажды вечером, когда они покидали клуб, Кормик завопил от ужаса, оказавшись рядом с залитым лунным светом деревом. Он воздел руки к толстым ветвям ясеня.
Дошер едва не упал, а Пармиттер закрыл лицо руками. И тут Хардинг увидел длинную веревку, которая раскачивалась в лунном свете. Он отвернулся и бросился обратно в бар. Джо Болл, пивший обычно только воду и чай, глотал джин прямо из горлышка бутылки.
— Джо! — крикнул Хардинг.
Бармен повернул к нему лицо, искаженное ненавистью и отчаянием.
— Вы видели «знак судьбы»? — ухмыльнулся он.
Хардинг убежал… Ужасный призрак скользил по пустынной равнине, призрак, внезапно возникший из глубины прошлого.
«Знак судьбы», веревка дьявола — ужасное ночное видение тех, кто в тишине тюремной камеры ждет решения дюжины честных и лояльных людей…
«ДАП-клуб» был основан уже полгода; его члены играли три раза в неделю, а вечером собирались, чтобы пить и молчать, бросая вокруг взгляды загнанных зверей.
Хардингу больше не удалось встретиться с сэром Сайласом Гроувом. При каждой попытке вежливый, но твердый слуга выпроваживал его; однако, каждую субботу ему приносили чек на крупную сумму.
Настали первые дни осени и дожди начали заливать поле, что превращало игру в неприятное и неудобное занятие.
Как-то утром Кормик не появился, и его кэдди безразлично заявил:
— Хозяин гнездышка Кормика не придет.
— Он болен? — осведомился Хардинг.
— Еще как! — осклабился парнишка. — Он повесился, и висит вот так!
Кэдди высунул язык. Дошер и Пармиттер бросили свои клюшки, но вечером Хардинг увидел их в клубе — они пили виски огромными порциями. Никто не обмолвился ни словом. Наконец Дошер встал, и Хардинг хотел последовать за ним, но Пармиттер удержал его.
— Рано… — пробормотал он. — Дайте ему сделать все спокойно.
Потом стал глядеть на часы, как врач, щупающий пульс у больного.
— Пошли, — наконец сказал он.
На ветке ясеня болталась чье-то тело. Тело Дошера.
Утром Хардинг узнал о смерти Пармиттера. Он никогда не бывал в клубе, пока не наступал вечер, но сам не зная почему, оказался там утром — Джо Болл укладывал свои чемоданы. Он-то и сообщил ему дурную весть.
— Вы уезжаете, Джо?
— Да, — ответил бармен, — и не спрашивайте меня ни о чем. Раз надо уйти… я ухожу!
Потом ногой отодвинул чемоданы в сторону.
— А зачем они мне там, куда я ухожу! — усмехнулся он.
Вот мы и вернулись к началу рассказа, когда Хардинг пробормотал:
— И делу конец!
Громыхающее авто было готово растаять в тумане, когда Хардинг увидел, как оно вильнуло в сторону и исчезло.
— Боже! — воскликнул он.