— Ближайшее… село… где…? — Речь давалась с трудом, но что поделаешь, надо превозмогать.
Лысый не реагировал, продолжая скулить. Легкий удар по лицу — молчание, удар — молчание, снова удар… ой, не нравится мне этот хруст… похоже, удары были не такие уж и легкие.
Зрачки лысого стремительно расширялись, что есть верный признак болевого шока и впадения в кому, он даже не сплюнул осколки зубов. Пришлось добить, расколов черепушку, так как пользы мне от него больше никакой, да и не жилец он уже.
Тут начало происходить то, что мне решительно не понравилось — адреналин схлынул, и меня сильно «повело».
Багровая пелена спала, и я почувствовал, как что-то теплое течет из темечка на лицо и за шиворот, захотелось лечь на землю и уснуть, что я и был вынужден сделать.
====== Деревня ======
Мда… пробуждение было немного помягче, чем тогда в лесу, но голова раскалывалась, спина болела, мышцы тоже. Ну хоть царапина на руке почти зажила и лишь немного чесалась.
Причем, судя по положению солнца, отдыхал я явно больше суток. Еще пробуждение отличилось тем, что впервые за все это время я захотел есть, скорее жрать, я бы сказал, и это явно не стоит игнорировать, поскольку в теле была слабость, и меня довольно сильно шатало.
Поискав у трупов в карманах, наскреб полкило сухарей, малость вяленого мяса и флягу с водой. Съев все в один присест, почувствовал себя получше и решил обновить свое снаряжение: надел на себя лысовские рубаху и кожанку — уж очень мне она понравилась.
Только отряхнуть пришлось, а так даже застежки с ремнями имелись, так что висеть как парашют не будет — я порадовался своей обновке и, подумав немного, повесил на пояс его же (лысого) топор.
Сначала хотел взять меч, но он был отвратительного качества, и после первого же боя пришлось бы его выкинуть. И еще я подумал: почему не перебил всех троих из игольника? Ведь если стрельба мне непривычна, с какой радости я так легко освоился с ним еще в лесу? Нафиг тогда он вообще? Загадка, однако.
И еще придется узнать, что такое парашют. Вроде бы, он замедлял падение при десантировании.
Пройдя с десяток километров, я заметил дым на горизонте. Похоже на деревню, хорошо, что я додумался приодеться поприличней. Войдя в деревню, я сразу увидел мужика: рост и телосложение средние, в этом мы с ним похожи, хотя мужик в возрасте. Темно-коричневые волосы зачесаны набок, брови густые, борода топорщится, как солома. Он копался на огороде, возясь в земле какой-то железкой. Точно, это тяпка. Подумав, я решил его окликнуть.
— Здоров будешь, отец.
Дядька поднял на меня голову, переменился в лице и схватил свою железяку наизготовку. В его лице читалась готовность к решительным действиям.
— Какой я тебе отец? Пшел вон отседова, чужак. — Что ж, теплый приемчик, ничего не скажешь…
— Что злой такой? Обидел кто?
— Не твоего ума дело, ступай подобру-поздорову, душегубец — вот сейчас я совершенно не понял:
— Ты кого душегубцем обозвал? — я слегка вытянул топор из-за пояса, на что мужик сразу умерил свой пыл.
— Коль не душегубец, че вырядился-то так да размалевался? — Умыться я как-то не додумался, да и чем?
— Напали на меня тут одни, вот я и приоделся в то, чем они богаты были. — Я автоматически перешел на его стиль речи. Мужик вызывал у меня симпатию.
— Так ты душегубов порубал… — уже с уважением в голосе произнес он — то-то ты такой размалеванный. Ну, проходи в дом, умойся, а там поглядим, как с тобой быть.
Дядька Прохор, так мужика зовут, мне очень понравился. Без лишнего допроса отправил меня в баню.
Парилка была просторной, лавки из какого-то хорошего сорта дерева, не могу сказать, какого. После того, как я напарился и помылся, его жена Людка, в меру упитанная тетка с добродушным лицом, накормила хорошенько блюдами из картошки, которая, похоже, была основой здешнего стола, и обработала рану на голове (весьма болезненный процесс!).